Особенности мышления и использование их для получения правдивых показаний

Под процессами формирования показаний обычно понимают только процессы ощущений, восприятии и памяти. Нам это положение кажется неправильным. Показание излагается в речевой форме, оно обдумывается перед изложением, т. е. в его формировании значительную роль играет мышление.

Изучение конкретных форм реконструкции сохраняемого в памяти материала показывает, что изменение его происходит вследствие мыслительных операций над ним. Все психологические процессы человека осуществляются в тесной взаимосвязи. Ко всем органам чувств, как и «к нашему глазу, присоединяются не только еще другие чувства, но и деятельность нашего мышления» 1.

Неотделимы от мышления и остальные психологические процессы.

Буржуазные криминалисты и процессуалисты не видели и не видят этого единства психических процессов. Исходя из своих идеалистических положений они резко отделяли мышление от ощущений и других психических процессов и вслед за тезисом Канта о том, что наши чувства не обманывают «не потому, что они всегда правильные, а потому, что они вовсе не рассуждают», считали, что, «пока суждение не замешано в ощущении, в нем не может быть ошибки; только тогда, когда суждение вмешалось в чувство, возможна ошибка».

На основе подобных рассуждений, по которым мышление не «присоединяется» к работе органов чувств, а только мешает им в познании мира, возникло требование, призывающее допрашиваемого к передаче «лично известных ему обстоятельств, а не своих суждений и мнений о них» 2. Такого же мнения придерживаются и некоторые советские юристы; например Р. Д. Рахунов считает, что «свидетель должен в своих показаниях излагать только факты», хотя и сам признает, что «свидетель обычно не в состоянии избегнуть в своем показании оценки воспринятых им фактов. Суждение свидетеля о воспринятом представляет собою логическую форму выражения мысли, является актом мышления», и, даже «нельзя игнорировать то, что в практике возможны случаи, когда показания свидетеля, носящие характер суждения, не только не подлежат устранению, а представляют значительную ценность для судебно-следственных органов» 3.

Исключение суждения из показания--невыполнимое требование. Понятие и суждение есть начальные формы познания, форма мышления. Допрашиваемый не только в своей памяти должен возобновить образ прошлого опыта, но и словесно оформить это воспроизведение. Поэтому требовать, чтобы в показаниях не было суждений, значит требовать, чтобы показания не состояли из предложений. Но даже если предположить возможность выполнения такого требования ради исключения из показаний продуктов мышления, то после ликвидации предложений еще остаются слова, выражающие понятия, а понятия тоже являются формами мышления, ибо, как учит Ленин, «всякое слово (речь) уже обобщает» 4.

При рассмотрении вопросов восприятия мы отметили уже, что условием восприятия является понимание. А понимание как отражение сущности предметов, явлений материального мира есть результат обобщений, результат мысли. Язык есть непосредственная действительность мысли5. Воспринятые предметы, явления не могут быть воспроизведены на допросе вне форм мышления.

«Суждение,--пишет М.С. Строгович,--является необходимой формой любого высказывания свидетеля также и в тех случаях, когда свидетель только сообщаег факт, не делая никакого вывода и не давая никакой его оценки» 6. Хорошовский тоже считает, что «нельзя требовать от свидетеля, чтобы он давал показания только о том, что он лично воспринял, и не давал некоторых своих суждений; каждый человек, воспроизводящий восприятия, прежде всего высказывает свои суждения, оценку, классификацию и другие мысли». В суждениях проявляется неразрывное единство рационального и чувственного познания.

Для правильного решения данной проблемы следует прежде всего разграничить два вопроса, а именно:

а) что имеет доказательственную силу;

б) что должен и может сообщить допрашиваемый. Представляется, что из ряда суждений, имеющих доказательственную силу, не следует исключать мнение (оценочное суждение) свидетеля. Когда свидетель дает, например, показание о пространственных отношениях, он почти всегда (за исключением тех случаев, когда в основе показания лежат измерения, произведенные самим свидетелем или другим лицом в его присутствии) излагает свое оценочное суждение. Это не означает, что каждое оценочное суждение имеет одинаковую доказательственную силу. Оценка и проверка их осуществляется по общим правилам оценки и проверки показаний. Однако неправильно было бы исключать их из показаний, имеющих доказательственное значение, без их оценки и проверки конкретно в каждом отдельном случае. Доказательственное значение того или иного суждения зависит не от вида суждения, а от его фактической основы.

Умозаключения допрашиваемого имеют чрезвычайно большое тактическое значение. Из них можно делать выводы о правильности изложения фактов допрашиваемым, а еще чаще выводы о наличии таких, иногда очень важных для следствия фактов, о которых еще не было речи в показании. Тактически неправильно поступает тот следователь, который, слушая умозаключения допрашиваемого, постоянно перебивает его: «Вы не рассуждайте!», «Говорите только о фактах!» и т. п. Это, с одной стороны, мешает установить контакт между следователем и допрашиваемым, обижает последнего, а с другой стороны, поскольку допрашиваемый часто не в силах отделить факты от выводов, приводит к тому, что допрашиваемый не сообщает не только выводы, но и сведения об известных ему фактах. Отделить выводы от фактов-- это дело следователя, и если он терпеливо выслушает показание допрашиваемого, то получит возможность выяснить нередко даже такие факты, о которых допрашиваемый иначе не рассказал бы и о которых, может быть, сам следователь тоже не догадался бы спросить допрашиваемого.

Многие из допрашиваемых, излагая свои выводы на допросе, не подтверждают их фактами. В аналогичных случаях следователь должен попытаться выяснить у допрашиваемого, какие факты послужили основанием для выводов. Например, характеризуя личность обвиняемого или его отношение к окружающим, в частности к жертве преступления, свидетели часто заявляют, что обвиняемый -- грубый человек, пьяница, между ним и жертвой были неприязненные отношения, он жил явно не по средствам и т. д. И в этих случаях требуется конкретизировать данные показания, например выяснить, какие случаи покупки дорогих вещей помнит свидетель и т. д. Конечно, нельзя предполагать, что свидетель расскажет о всех моментах--он может их не помнить, но чем больше перечислит он конкретных фактов, тем яснее будет основание сделанного им обобщения. Возможны и такие случаи, когда допрашиваемый не может указать на фактическую основу своего умозаключения, предположения, когда «человек окончательно помнит».

Такие показания могут иметь определенное оперативно-розыскное значение и служить ориентиром для расследования, но они не имеют никакого доказательственного значения. Так, в одном случае мать изнасилованной, а потом убитой студентки показала, что она подозревает в совершении преступления студента Г. При этом она не смогла подтвердить ничем свое заявление. Несмотря на то, что Г. действительно был еще в тот же день арестован при реализации награбленного имущества и сам признался в преступлении, ясно, что показания матери потерпевшей не имеют никакой доказательственной ценности. Следственная практика знает немало случаев противоположного характера, т. е. когда потерпевшие высказывали необоснованное подозрение в отношении определенных лиц и такое подозрение на следствии не подтверждалось. Поэтому к таким высказываниям следует относиться очень осторожно, в частности на их основе нельзя производить следственные действия, ущемляющие права заподозренных лиц (аресты, обыски и т. д.), и одновременно с их проверкой нужно продолжать работу по проверке всех следственных версий, намеченных следователем.

Встречаются случаи, когда следователь, располагая некоторыми фактами, на допросе прямо так ставит вопрос, чтобы услышать в ответ некоторые выводы допрашиваемого. Этот тактический прием по сути дела тоже направлен на получение нового фактического материала, а не выводов.

Когда следователь задает вопросы такого характера:

«По вашему мнению, что может быть причиной аварий?», «Как вы считаете, кто внес эти записи в данный документ?», «Чем вы можете объяснить, как могли ваши пальцевые отпечатки оказаться на месте происшествия?» и т. д., то он интересуется не выводами допрашиваемого, а просто считает, что таким путем легче подойти к интересующему его факту. Ясно, что после ответа на такой вопрос последуют новые вопросы: «Почему считаете так?», «На основе каких фактов объясняете так?» и т. д.

От фактов к выводу и от вывода к новым фактам -- таков путь допроса и тогда, когда следователь до начала допроса обвиняемого предъявляет ему собранные доказательства, уличающие его, или рассказывает о них и допрос начинает с вопроса о правильности вывода о его виновности, сделанного следствием на основе перечисленных фактов. Однако такой прием допустим лишь в случае, если эти доказательства достаточно веские, неопровержимые и следователь уверен, что их предъявление приведет к признанию обвиняемого. В противном случае достигается противоположный результат. Обвиняемый не признается и, ознакомившись с доказательствами, которыми располагает следствие, получает новые возможности затруднить следствию доказать его вину.

Иногда бывает и так: допрашиваемый сообщает о фактах, и на основе их следователь делает выводы и спрашивает о согласии с ним допрашиваемого. Цель этого тактического приема различна. В одних случаях следователь проверяет, правильно ли он понял допрашиваемого, в других--не знает ли допрашиваемый еще о каких-то фактах, о которых он забыл рассказать, в третьих--допрашивающий таким способом демонстрирует противоречивость сообщенных фактов между собой или другим доказательствам, в четвертых, когда обвиняемый отрицает свою вину, а сообщаемые факты указывают на нее, то указанным путем иногда возможно получить искреннее признание. Так, при проверке алиби обвиняемого свидетель не мог назвать время, но в ответ на вопрос следователя подробно рассказал, что он делал до встречи с обвиняемым. Следователь суммировал необходимое для названных обвиняемым действий время и спросил: «Значит ваша встреча с К. состоялась примерно в 12.30?» Свидетель ответил, что нет, «видимо, я о чем-то еще забыл вам сообщить, потому что наша встреча имела место позже. Дайте еще подумать.., да, я чуть было не забыл, что встреча состоялась после кино...» 7.

Выводы свидетеля не имеют доказательственного значения независимо от того, правильны ли они или неправильны. Несмотря на это, следователь предъявляет иногда доказательства или принимает другие меры, чтобы свидетель исправил свои ошибочные выводы. Это может иметь важное тактическое значение, потому что неправильные выводы иногда мешают свидетелю вспомнить некоторые обстоятельства, о которых он может вспомнить в свете правильных умозаключений.

Обвиняемые, особенно по делам о преступлениях, совершенных по халатности, неосторожности, признают факты, подтверждающие их виновность, но в то же время не признают себя. виновными. Указание на единственно возможный правильный вывод из таких фактов может привести к признанию обвиняемого.

Так, в деле о нарушении техники безопасности обвиняемый не признал себя виновным и в свое оправдание рассказал, что в день несчастного случая находился в командировке. Он рассказал, что не проинструктировал потерпевшего своевременно о соблюдении норм техники безопасности, хотя это и входило в его обязанности. Рассказал он также и о том, что знал о неудовлетворительном состоянии противоаварийной преграды и даже распорядился устранить этот недостаток, но не проверил, выполнено ли это его указание. Когда следователь суммировал эти факты и указал на единственно возможный вывод из них об ответственности обвиняемого, последний понял несостоятельность своего оправдания и признал себя виновным.

Здесь нужно еще отметить и то, что не все выводы, умозаключения допрашиваемого выдают себя сразу как таковые. Иногда допрашиваемый сообщает свои выводы, как бы сообщая о непосредственно им воспринятом факте. Особенно это относится к умозаключению об отношениях времени и пространства. Когда допрашиваемый говорит: «Это было утром в половине девятого», то такие показания могут быть простыми оценочными суждениями, но могут быть также и выводами из сложных умозаключений. Может быть, допрашиваемый оценил расстояние «на глаз», а может быть, рассчитал, что перекрыл бы его медленным шагом за полчаса, и из этого делает вывод, что оно равно 2 км. Может быть, свидетель знает, что событие было утром в половине девятого, потому что посмотрел на часы, или может быть, сделал такой вывод в связи с появлением почтальона, обычно проходящего именно в это время. Выяснить, сообщает ли допрашиваемый о восприятии или факте или он сделал вывод из других фактов, чрезвычайно важно с точки зрения оценки и проверки этого показания.

Если допрашиваемый не помнит какие-то обстоятельства, имеющие значение для расследования преступлений, то нужно стремиться создать «контекст». Рекомендуется задать такие вопросы, которые связаны с данными обстоятельствами и на которые, вероятно, допрашиваемый сможет ответить. Такая тактика обычно оказывается более удачной, чем голословные призывы к допрашиваемому: «Подумайте, может вспомните»-- и т. д.

В случае затруднений, возникающих у допрашиваемого в речевом оформлении содержания воспроизведения, нужно попытаться установить с ним контакт, создать непринужденную обстановку, разъяснить допрашиваемому, что может рассказать все своими словами, показать жестами трудную позу или расположение вещей и, наконец, пойти на место. Это может способствовать преодолению указанных трудностей.

Страницы: 1, 2, 3