Перейдем к анализу критерия «характер физических и нравственных страданий» Вряд ли под характером страдании может пониматься что-либо иное, чем их вид. Для целен компенсации морального вреда законо­датель подразделил страдания как общее понятие на нравственные и фи­зические страдания. Исходя из требования оценивать при определении размера компенсации характер физических и нравственных страданий, можно предположить, что законодатель намерен поставить размер ком­пенсации в зависимость от видов как физических, так и нравственных страданий. Под видами физических страдании можно понимать боль, уду­шье. тошноту, головокружение, зуд и другие болезненные симптомы (ощущения), под видами нравственных страдании — страх, горе, стыд, беспокой­ство, унижение и другие негативные эмоции. Характер физических и нрав­ственных страдании в таком понимании можно было бы учитывать и оце­нивать, если бы законодатель оказался в состоянии установить некую ко­личественную соотносительность между их вышеперечисленными разно­видностями. Однако не представляется возможным и целесообразным ни теоретически, ни практически ввести какое-либо объективное соотноше­ние между тошнотой и удушьем, зудом и головокружением, страхом и го­рем, стыдом и унижением. По нашему мнению, «учитывать» характер фи­зических страданий можно лишь принятием во внимание тех нравствен­ных страданий, которые могут оказаться с ним сопряжены (например, ощущение удушья может сопровождаться негативной эмоцией в виде страха за свою жизнь). Поэтому, на наш взгляд, для определения разме­ра компенсации следует учитывать не вид (характер) нравственных или физических страданий, а характер и значимость тех нематериальных благ, которым причинен вред, поскольку именно их характер и значимость для человека и определяют величину причиненного морального вреда. Метод и принципы такого учета будут рассмотрены ниже.

Упоминание в ст. 1101 ГК РФ об оценке характера физических и нрав­ственных страданий с учетом фактических обстоятельств, при которых был причинен моральный вред, не привносит чего-либо существенно нового по сравнению со ст. 151 ГК РФ, поскольку фактически дублирует установ­ленное в ней требование учета всех заслуживающих внимания обстоя­тельств, связанных с причинением морального вреда. Сравнительный ана­лиз этих норм показывает, что учитывать в целях определения размера ком­пенсации следует не все фактические обстоятельства, при которых был при­чинен моральный вред, а только заслуживающие внимания для определения размера компенсации. Их перечень дифференцируется в зависимости от вида неимущественных благ, затронутых правонарушением.

Далее рассмотрим указанные в ст. 1101 ГК РФ совершенно новые (по сравнению с ранее действовавшим законодательством) критерии — тре­бования разумности и справедливости. На первый взгляд это кажется не­сколько необычным и даже странным, будучи применено к отдельному институту гражданского права — компенсации морального вреда, так как трудно предположить, что законодатель не предъявляет подобного требо­вания к судебному решению по любому делу. Анализ ст. 1101 ГК РФ г ча­сти требовании разумности и справедливости целесообразно проводить с учетом п. 2 ст. 6 ГК РФ, устанавливающего правила применения аналогии права. Согласно этой норме, при невозможности использования ана­логии закона права и обязанности сторон определяются, исходя из общих начал и смысла гражданского законодательства (аналогия права) и требо­ваний добросовестности, разумности и справедливости. В принципе, эти понятия, «каучуковые», как они метко названы в юридической литерату­ре, представляют собой своего рода «опору», которой суд мог воспользо­ваться в случае пробела в законе, а также для того, чтобы дать больший простор судейскому усмотрению при решении конкретного дела. Не слу­чайно, компенсация морального вреда оказалась единственным гражданско-правовым институтом (понятие разумности содержится также в ст. 10 ГК РФ, но имеет там иное содержание), где законодатель специально предписал учитывать требования разумности и справедливости при опре­делении размера компенсации морального вреда. Какой же смысл вкла­дывает законодатель в эти понятия в данном случае? Очевидно, прежде всего принималось по внимание, что нет инструментов для точною измере­ния абсолютной глубины страданий человека, а также оснований для выра­жения их глубины в деньгах. Лишь компенсация за перенесенные страдания может быть выражена в деньгах, т. е. своеобразный штраф, взыскиваемый с причинителя вреда в пользу потерпевшего и предназначенный для сглажи­вания негативного воздействия на психику потерпевшего перенесенных и связи с правонарушением страданий. Поскольку глубина страданий не под­дается точному измерению, а в деньгах неизмерима в принципе, то невоз­можно говорить о какой-либо эквивалентности глубины страданий размеру компенсации. Однако разумно и справедливо предположить, что большей глубине с градации должен соответствовать больший размер компенсации, и наоборот, т. е. ее размер должен быть адекватен перенесенным страданиям.

Неразумно и несправедливо было бы присудить при прочих равных об­стоятельствах (равной степени вины причинителя вреда, отсутствии существенных индивидуальных особенностей потерпевшего и других заслужива­ющих внимания обстоятельств) компенсацию лицу, перенесшему страдания в связи с нарушением его личного неимущественного права на неприкосно­венность произведения, в размере равном или большем, чем размер компен­сации, присужденной лицу, перенесшему страдания в связи с нарушением его личною неимущественного права на здоровье, выразившемся в утрате зрения или слуха (обобщение судебной практики позволяет сделать вывод о том, подобные случаи нередки), причем такая ситуация будет одинако­во неразумной и несправедливой независимо от того, одним и тем же или разными судебными составами вынесены такие решения. Поэтому требова­ние о соблюдении разумных и справедливых соотношении присуждаемых по разным делам размеров компенсации морального вреда следует рассматри­вать как обращенное к суду. Если бы на территории РФ действовал один су­дебный состав, рассматривающий все иски, связанные с компенсацией мо­рального вреда, требование разумности и справедливости могло бы быть до­статочно легко выполнимо. Вынося свое первое решение о компенсации морального вреда, судебный состав тем самым установил бы для себя опре­деленный неписаный базисный уровень размера компенсации, опираясь на него, выполнял бы требования разумности и справедливости при вынесении всех последующих решений. Однако, как известно, такая гипотетическая ситуация в действительности недостижима, так как в России действует боль­шое количество судов и еще большее — судебных составов. Следовательно, требование разумности и справедливости применительно к определению размера компенсации морального вреда следует считать обращенным не только к конкретному судебному составу, но и к судебной системе в целом. Поэтому должны существовать писаные, единые для всех судов базисный уровень размера компенсации и методика определения ее окончательного размера; придерживаясь их, конкретный судебный состав сможет определять размер компенсации так, как предписывает закон, т. е. с учетом требований разумности и справедливости. Поскольку законодатель отказался от норма­тивного установления базисного уровня и методики определения размера компенсации (ибо обозначенные законодателем критерии, и силу их «каучуковости», совершенно не помогают суду обосновать хотя бы для самого себя указываемый в решении размер компенсации) и, таким образом, предоста­вил этот вопрос усмотрению суда, то этим судом следует считать Верховный Суд РФ, который должен, в порядке обеспечения единообразного примене­ния законов при осуществлении правосудия, предложить судам общий под­ход к определению размера компенсации морального вреда, оставляя при этом достаточный простор усмотрению суда при решении конкретных дел.

3. 3. Компенсация морального вреда и исковая давность

Пленум Вер­ховного Суда ГФ в Постановлении № 10 от 20 декабря 1994 г. (далее — Постановление) отметил, что «на требования о компенсации морального вреда исковая давность не распространяется, поскольку они вытекают из нарушения личных неимущественных прав и других нематериальных благ», основываясь на положениях п. 2 ст. 43 Основ гражданского, законодательства Союза ССР и республик (далее — Основ) по правоотноше­ниям, возникшим после 3 августа 1992 г., и п. 1 ст. 208 ГК РФ по право­отношениям. возникшим после 1 января 1995 г. Верховный суд РФ почти дословно воспроизвел формулировку п. 2 ст. 43 Основ о нераспростране­нии исковой давности «на требования, вытекающие из нарушения лич­ных неимущественных прав...». Ст. 208 ГК РФ в соответствующей части сформулирована несколько по-иному. В ней устанавливается, что исковая давность не распространяется «на требования о защите личных неимуще­ственных прав и других нематериальных благ...». Рассмотрим отдельно для Основ и ГК РФ, позволяют ли упомянутые нормы этих актов прийти к иным выводам относительно применения исковой давности к требованиям о воз­мещении (Основы) и компенсации (ГК РФ) морального вреда.

Исходя из перечисленных в ст. 6 Основ способов защиты гражданских прав из нарушения личных неимущественных прав могут вытекать следу­ющие требования: о признании права (например, права авторства); о вос­становлении положения, существовавшего до нарушения права (специальный случай — восстановление чести, достоинства и деловой репутации путем опровержения порочащих сведений в соответствии со ст. 7 Основ), и пресечения действий, нарушающих право или создающих угрозу его нарушения; признания недействительным несоответствующего законода­тельству ненормативного акта органа государственного управления, на­рушающего личные неимущественные права; возмещение морального вреда и вреда, причиненного жизни и здоровью — эти способы прямо не предусмотрены в ст. 6 Основ, но по смыслу этой нормы их следует счи­тать одними из иных способов, предусмотренных законодательными актами.

Итак, возмещение вреда — это одно из требований, которые могут вы­текать из нарушения личных неимущественных прав. Моральный вред и вред, причиненный жизни и здоровью, являются разновидностями не­имущественного вреда. Вернемся к п. 2 ст. 43 Основ. Среди требований, на которые не распространяется исковая давность, в этой норме указаны и требования о возмещении вреда, причиненного жизни и здоровью гражданина. Но ведь это требование вытекает из нарушения личных неимуще­ственных прав, а законодатель во втором абзаце п. 2 ст. 43 Основ уже пре­дусмотрел неприменимость исковой давности к таким требованиям. По­чему же он повторяет это еще раз?

Один из возможных ответов на этот вопрос — потому что в отноше­нии требования о возмещении вреда, причиненного жизни или здоровью гражданина, законодатель предусматривает специальные правила о неприменении исковой давности. Он вводит здесь ограниченное неприменение исковой давности: требования, предъявленные по истечении трех лет с момента возникновения права на возмещение такого вреда, удовлет­воряются за прошлое время не более чем за три гола, предшествовавшие предъявлению иска. По существу, это означает, что исковая давность при­меняется к этим требованиям в той их части, которая находится за пре­делами общего давностного срока. Законодатель учитывает здесь перма­нентно проявляющийся результат неправомерного действия и предостав­ляет потерпевшему возможность в любой момент устранить в ограниченных тремя годами пределах негативные последствия нарушения его неимущественных прав. Но этой цели законодатель мог бы достигнуть, например, следующим изложением первого и второго абзацев п. 2 ст. 43 Основ: «Исковая давность не распространяется на: требования о защите личных неимущественных прав и других нематериальных благ, кроме случаев, предусмотренных законом. Однако требования о возмещении вреда, причиненного жизни и здоровью, предъявленные по истечении срока давности, удовлетворяются не более чем за три года, предшествовавшие предъявлению иска…» Однако законодатель выделяет требования о возмещении причиненного жизни и здоровью вреда в самостоятельный абзац. Более того, этот абзац не следует непосредственно за абзацем о требованиях, вытекающих из нарушения личных неимущественных прав. Напротив, эти абзацы разделены абзацем о требованиях вкладчиков к банку о выдаче вкладов, т.е. требованиях, вытекающих из нарушения сугубо имущественных прав.

В свете изложенного более обоснованным представляется другой ответ: во втором абзаце п. 2 ст. 43 Основ законодатель не включает требо­вания о возмещении неимущественного вреда в состав тех требований, вытекающих из нарушения личных неимущественных прав, на которые не распространяется исковая давность. В упомянутом абзаце имеются в виду лишь те требования, которые направлены на восстановление личных неимущественных прав. Отсюда следует, что на требования о возмещении морального вреда исковая давность должна распространяться. На особен­ностях применения исковой давности к требованиям о компенсации мо­рального вреда мы остановимся ниже.

Завершая рассмотрение вопроса о применимости исковой давности к требованиям о возмещении морального вреда в аспекте п. 2 ст. 43 Основ, обратим внимание, что Постановление принималось 20.12.94, т. е. в пе­риод окончания действия Основ ГЗ, и Пленум Верховного суда РФ, формулируя Постановление, ориентировался уже только на новый ГК РФ. Так, указывая на неприменимость исковой давности к требованиям о компенсации морального вреда (кстати, Пленум упоминает лишь компен­сацию, но не возмещение морального вреда), Пленум обосновывает это неприменимостью исковой давности к требованиям, вытекающим из на­рушения личных неимущественных прав и других нематериальных благ. Но это могло обосновывать лишь неприменение исковой данности к тре­бованиям о компенсации морального вреда, причиненного нарушением именно неимущественных прав и других нематериальных благ (хотя про­веденный выше анализ показывает, что обратный вывод в большей сте­пени соответствует намерениям законодателя), в то время как в Постанов­лении указывается на неприменимость исковой давности к требованиям о компенсации морального вреда вообще, без дифференциации основа­ний возникновения таких требований.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9