|
Часто на месте взрыва можно
также обнаружить и деформированную алюминиевую втулку замедлителя залпа,
имеющую форму цилиндра диаметром 11 мм и длиной 37-38 мм.
Взрыв гранаты Ф-1
При взрыве гранаты Ф-1
образуется до 1000 осколков массой от 0,1 до 1,0 г произвольной формы, причем
осколки массой больше 0,8 г составляют около 4 %. Радиус разлета осколков
составляет 200 м, однако большую часть осколков можно обнаружить в радиусе
50-60 м. Осколки гранаты Ф-1 отличаются высокой степенью дробления, и их
габаритные размеры не превышают нескольких миллиметров.
Взрыв гранаты РГД-5
При взрыве гранаты РГД-5
образуется до 3000 соколков массой от 0,05 до 0,3 г произвольной формы, причем
осколки массой более 0,3 г составляют 4 %. Радиус разлета осколков составляет
20-25 м. Осколки гранаты РГД-5 отличаются более низкой степенью дробления, и их
габаритные размеры в отдельных случаях могут достигать 15-30 мм. Толщина
осколков, как правило, более 1 мм.
Взрыв гранаты РГ-42
При взрыве гранаты РГ-42
образуется до 100 осколков массой от 0,1 г до 0,5 г произвольной формы, причем
большинство их образуется массой 0,4 — 0,5 г. Так как внутри гранаты имеется
стальная лента с заданной степенью дробления, то большая часть осколков имеет
длину и ширину 8-9 мм, толщину — 0,7-0,9 мм. Радиус разлета осколков составляет
25 м.
Взрыв других боеприпасов
При взрыве любого боеприпаса
образуются осколки различной формы, причем радиус их разлета зависит от массы
заряда ВВ в боеприпасе, (если для гранат радиус разлета осколков не превышает
200 м, то для снарядов и мин он может достигать 1500 м). Большую часть осколков
можно обнаружить, если методично осмотреть территорию, прилегающую к центру
взрыва, правильно задавшись радиусом зоны осмотра.
Взрывы сигнально-имитационных
средств
Сигнально-имитационные
средства, как правило, имеют картонный корпус (взрывпакеты, имитационные
патроны), который может быть снабжен металлическим цоколем (сигнальные патроны,
звуковые патроны). Если заряд, используемый для снаряжения подобных средств,
представляет собой пиротехнический состав, то корпус может вообще не
разрушиться. В остальных случаях образуются осколки оболочки с радиусом разлета
10-5- мм.
3.1.2. Взрывы самодельных
взрывных устройств
Самодельные взрывные
устройства (СВУ) включают в свою конструкцию следующие обязательные элементы:
– корпус (оболочку);
– средство взрывания.
Кроме того, в конструкции СВУ
могут входить различные средства инициирующего импульса, часовые механизмы и
т.п.
На месте взрыва СВУ всегда
можно обнаружить осколки корпуса, для изготовления которого используются чаще
всего детали и предметы промышленного изготовления (бутылки, обрезки труб,
баллоны сифонов, огнетушителей, корпуса учебных гранат и т.п.).
Если в качества способа
взрывания применялся огневой способ, то на месте взрыва могут быть остатки
огнепроводного (“бикфордова”) шнура, какого-либо фитиля, сгоревшие спички и
т.п. Если в качестве способа взрывания применялся электрический способ, то на
месте взрыва могут быть найдены электровоспламенители, представляющие собой
электролампочки напряжением до 12 в с разбитой колбой и припаянными проводами.
Кроме того, в районе места взрыва могут быть обнаружены различные провода,
бытовые элементы электропитания, тумблеры, включатели. Относительно часто
замыкающие электроцепь устройства выполняются при помощи гибких металлических
пластин, пружин, бытовых прищепок и т.п.
В качестве средства
маскировки могут использоваться сумки, чемоданы, кейсы, портфели, а также
бытовые электроприборы, при включении которых в сеть замыкается электроцепь
СВУ.
3.1.3. Упаковка и хранение
вещественных доказательств
Изымаемые вещественные
доказательства должны быть сгруппированы по принадлежности к одной детали и
промаркированы. Упаковка должна быть герметичной: стеклянная банка с
полиэтиленовой крышкой, хорошо закупоренный пакет из полимерного материала и
т.п. Вещественные доказательства, на которых имеются следы копоти, пакуются
отдельно. Вещественные доказательства со следами частиц порошкообразного
кристаллического вещества или частиц, похожих на порошинки, упаковываются в
отдельную тару с особой тщательностью и хранятся, как и предметы с окопчениями,
в холодильнике.
3.1.4.Основные вопросы,
решаемые взрывотехнической экспертизой:
– относится ли предмет,
представленный на исследование, к боеприпасам, если да, то к каким именно?
– является ли вещество,
представленное на исследование, взрывчатым, если да, то каким именно?
– какова область применения
взрывчатого вещества, представленного на исследование?
– имеются ли на
представленных на исследование предметах следы взрывчатого вещества, если да,
то какого именно?
– принадлежат ли осколки,
представленные на исследование, взрывному устройству промышленного изготовления,
если да, то какому именно?
– является ли устройство,
представленное на исследование, взрывным, если да, то каким именно?
– каковы конструкция и способ
изготовления взрывного устройства, представленного на исследование, а также его
основных элементов?
– каков способ подрыва
взрывного устройства и последовательность его осуществления?
какова природа взрыва и
техническая причина его возбуждения?
Проведение криминалистических
экспертиз в полевых условиях
До сих пор мы вели речь о
применении средств “полевой” криминалистики следователем (оперативным
работником) и специалистом. Однако этим, как нам представляется, понятие
“полевой” криминалистики не исчерпывается. В его содержание входит и вопрос о
принципиальной возможности проведения в “полевых” условиях, например, на месте
происшествия, криминалистических экспертиз и выяснение круга задач, доступных в
этих случаях, для экспертного решения.
Приоритет в постановке
вопроса о проведении криминалистических экспертиз на месте происшествия
принадлежит Б. М. Комаринцу. До него некоторые авторы отмечали необходимость в
определенных случаях участия эксперта в осмотре места происшествия, но
рассматривали такое участие как экспертный осмотр, то есть начальную стадию
экспертного исследования, завершающегося затем в лабораторных условиях. Так, В.
А. Дулов в этой связи писал: “В ряде случаев, экспертизу надо назначать еще
тогда, когда обстановка места происшествия не нарушена... В подобных случаях
следователь должен назначать экспертизу сразу, чтобы обеспечить участие
эксперта в осмотре места происшествия. Здесь следователь поставит на
разрешение эксперта только те вопросы, которые у него сразу возникают при
ознакомлении с обстоятельствами происшествия на месте. В дальнейшем, по мере
накопления материалов, он сможет поставить на разрешение эксперта
дополнительные вопросы. Этим самым следователь обеспечит возможность
непосредственного восприятия места происшествия экспертом и будет
способствовать получению более объективного заключения”[1].
Примерно аналогичным образом представляют участие эксперта в осмотре места
происшествия Н. В. Терзиев и Р.Д. Рахунов.[2]
Б.М. Комаринец выдвинул идею
проведения на месте происшествия всего экспертного исследования, включая
составление заключения. По его мнению, “криминалистическая экспертиза должна
производиться на месте происшествия в следующих случаях:
1. Когда для разрешения
вопросов, стоящих перед ней, важно исследовать не только отдельные вещественные
доказательства, но и обстановку места происшествия.
2. Если для ее успеха нужно
исследовать взаимосвязь между следами на различных предметах, имеющихся на
месте происшествия.
3. Когда вещественные
доказательства со следами преступления или преступника не могут быть доставлены
с места происшествия в криминалистическую лабораторию из-за громоздкости или вследствие
опасности искажения или порчи следов при транспортировке”[3]
Говоря об экспертизе на месте
происшествия, Б. М. Камаринец имел в виду такое исследование, которое
проводится в самой начальной стадии следствия, практически чуть ли не
параллельно с осмотром места происшествия. Он не отрицал возможности экспертизы
на месте происшествия, проводимой через несколько дней или даже недель после
следственного осмотра, но подчеркивал, “что она в в такой же мере может
оказаться затрудненной или возможно безрезультатной, как и запоздалый или
повторный следственный осмотр происшествия”[4].
Сравнивая процесс экспертизы
на месте происшествия с процессом лабораторной экспертизы, Б. М. Комаринец
отметил особенности первого, обуславливающие его повышенную сложность. Эти
особенности заключаются в следующем:
“1. Исследованию подлежит не
один какой-либо предмет, а вся материальная обстановка места происшествия,
включающая большое количество следов и самых различных предметов. А почему-то
считается, что отдельные вещественные доказательства, которые можно послать на
экспертизу в криминалистическую лабораторию, — это объекты криминалистической
экспертизы, а место происшествия — весь комплекс предметов и следов на нем —
может быть успешно исследовано следователем без привлечения эксперта.
2. Условия исследования
необычные, нередко неблагоприятные — под дождем, при плохом освещении в
непривычной обстановке.
3. Исследование выполняется
непрерывно в сжатые сроки пребывания эксперта на месте происшествия
4. Эксперт обычно не имеет
возможности получить консультацию других специалистов и привлечь для
производства экспертизы справочные материалы.
5. Эксперт ограничен
техническими средствами для производства необходимых исследований”[5].
Признавая принципиальную
возможность проведения на месте происшествия криминалистической экспертизы
любого вида, Б. М. Комаринец отдавал предпочтение судебно-баллистической и
трасологической экспертизам, для которых данные, полученные на месте
происшествия, имеют наибольшее значение.
Насколько нам известно,
концепция Б. М. Комаринца в проведении криминалистической экспертизы в
“полевых” условиях возражений в литературе не вызвала, но и не получила
дальнейшего развития. Основная его идея — о возможности, а иногда и о
необходимости именно экспертного исследования всей обстановки места
происшествия для решения задач, относящихся к предмету конкретных видов
криминалистической экспертизы, — не привлекла внимание ученых. Роль
криминалиста по-прежнему ограничивали исполнением при осмотре места
происшествия функций специалиста, хотя и трактовали иногда эти функции
достаточно широко. Так, Г. Г. Зуйков писал: “Осмотр места происшествия, как
известно, проводит следователь, а специалист-криминалист обязан оказать ему
помощь, используя свои специальные познания и навыки... В отличие от
производства экспертизы, когда эксперт устанавливает лишь какое-либо отдельное
обстоятельство, относящееся к способу совершения преступления, и исследует
материалы, представленные ему следователем, в данном случае
специалист-криминалист изучает всю обстановку места происшествия, все следы,
предметы, вещества, имеющиеся на нем, для того, чтобы выявить факты,
относящиеся к любой из сторон или ко всем составным частям и элементам способа
совершения преступления”[6].
В тех же случаях, когда говорилось об экспертном исследовании места
происшествия, его не связывали по времени с осмотром места происшествия[7].
В концепции Б. М. Комаринца
наше внимание привлекают два положения общего характера: принципиальная
возможность и целесообразность проведения криминалистической экспертизы в
“полевых” условиях и признание места происшествия в целом (а не отдельных
следов и предметов) объектом криминалистической экспертизы.
Мы полагаем основными
аргументами Б. М. Комаринца в пользу проведения в ряде случаев
криминалистических экспертиз на месте происшествия на самом начальном этапе
расследования, иногда практически параллельно с осмотром места происшествия, в
котором криминалист будет принимать участие именно как эксперт, а не как специалист,
что найдет свое обоснование в процессуальном акте назначения экспертизы и будет
полностью соответствовать закону, представляющему именно эксперту такое право
(ст. 82 УПК). Трудности при проведении экспертизы на месте происшествия, о
которых писал Б. М. Комаринец в 1964 году, в настоящее время легче могут быть
преодолены, поскольку передвижные криминалистические лаборатории, оснащенные
современными средствами связи и необходимым исследовательским оборудованием,
наличие “носимых” хранилищ справочной информации, которая может потребоваться
эксперту для дачи заключения, развитие системы экспресс-методов исследования —
все это создает необходимые условия для проведения экспертизы в “полевых”
условиях. В сущности, мы имеем дело с ситуацией, при которой даже лабораторные
исследования становятся “полевыми”, ибо сама лаборатория находится в “поле”.
Нечего говорить, насколько существенным при этом оказывается выигрыш во
времени, возможность в полном смысле слова оперативно использовать результаты
экспертизы, реально включить ее в комплекс средств и методов раскрытия
преступления по горячим следам.
Возможность проведения
лабораторных исследований в “полевых” условиях не обесценивается и в тех
случаях, когда осмотр места происшествия проводится до возбуждения уголовного
дела. Естественно, что тогда проводится не экспертиза, а предварительное
исследование объектов, представляющих оперативный интерес, результаты такого
исследования носят характер ориентирующей информации, что не препятствует их
активному использованию при раскрытии преступления.
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7
|
