А.В. Чернов, один из самых авторитетных в отечественной науке специалистов по истории вооруженных сил России был склонен к преувеличению недостатков поместного ополчения, которые, по его мнению, были присущи дворянскому войску с момента его возникновения. В частности он отмечал, что поместная рать, как и всякое ополчение, собиралась только при возникновении военной опасности. Сбор войска, которым занимался весь центральный и местный государственный аппарат, проходил крайне медленно, а к военным действиям ополчение успевало подготовиться лишь в течение несколько месяцев. С устранением военной опасности дворянские полки распускались по домам, прекращая службу до нового сбора. Ополчение не подвергалось систематическому военному обучению. Практиковалась самостоятельная подготовка каждого служилого человека к выступлению в поход, вооружение и снаряжение воинов дворянского ополчения отличалось большим разнообразием, не всегда соответствуя требованиям командования. В приведенном перечне недостатков в организации поместной конницы много справедливого. Однако исследователь не проецирует их на условия построения новой (поместной) военной системы, при которых правительству необходимо было как можно быстрей заменить существовавшее сборное войско, представлявшее собой плохо организованное соединение княжеских дружин, боярских отрядов и городовых полков, более действенной военной силой. В этой связи следует согласиться с выводом Н.С. Борисова, отмечавшего, что, "наряду с широким использованием отрядов служилых татарских "царевичей", создание дворянской конницы открывало путь к немыслимым доселе военным предприятиям". В полной мере боевые возможности поместного войска раскрылись в войнах XVI в. Это позволило А.А. Строкову, знакомого с выводами А.В. Чернова, не согласиться с ним в этом вопросе. "Дворяне, служившие в коннице, - писал он, - были заинтересованы в военной службе и с детства готовились к ней. Русская конница в XVI в. имела хорошее вооружение, отличалась быстрыми действиями и стремительными атаками на поле боя".  

Говоря о достоинствах и недостатках дворянского ополчения, нельзя не упомянуть, что схожую систему организации войска имел в то время и главный противник Московского государства - Великое княжество Литовское. В 1561 г. польский король и великий князь литовский Сигизмунд II Август вынужден был при сборе войска требовать, чтобы "князи, панове, бояре, шляхта во всех местах и именьях мают то брати на себе, абы тым можнен и способнен на службу Речи Посполитое выправовали ся и абы каждыи на воину ехал в одинаковои барве слуги маючи и кони рослые. А на каждом пахолку зброя, тарч, древо с прапорцом водле Статуту". Показательно, что перечень вооружения военных слуг не содержит огнестрельного оружия. Литовское посполитое рушение вынужден был созывать и Стефан Баторий, скептически отзывавшийся о боевых качествах шляхетского ополчения, собиравшегося, как правило, в незначительном количестве, но с большим промедлением. Мнение самого воинственного из польских королей целиком и полностью разделял А.М. Курбский, познакомившийся с устройством литовского войска во время своей изгнаннической жизни в Речи Посполитой. Процитируем его полный сарказма отзыв: "Яко послышат варварское нахождение, так забьются в претвердые грады; и воистину смеху достойно: вооружившися в зброи, сядут за столом с кубками, да бают фабулы с пьяными бабами своими, а ни из врат градских изыти хотяще, аще и пред самым местом, або под градом, сеча от басурман на христиан была". Однако в самые тяжелые для страны минуты и в России, и в Речи Посполитой дворянская конница совершала замечательные подвиги, о которых и подумать не могли наемные войска. Так, презираемая Баторием литовская конница в период, когда король безуспешно осаждал Псков, едва не погубив под его стенами свою армию, совершил рейд вглубь русской территории 3-тысячный отряд Х. Радзивилла и Ф. Кмиты. Литовцы достигли окрестностей Зубцова и Старицы, устрашив находившегося в Старице Ивана Грозного. Именно тогда царь принял решение отказаться от завоеванных в Прибалтике городов и замков, чтобы любой ценой прекратить войну с Речью Посполитой.  

Впрочем, рейд Х. Радзивилла и Ф. Кмиты очень напоминает частые русские вторжения на территорию Литвы во время русско-литовских войн первой половины XVI в., когда московская конница доходила не только до Орши, Полоцка, Витебска и Друцка, но и до окрестностей Вильны.

Настоящей бедой русского поместного войска стало "нетство" дворян и детей боярских (неявка на службу), а также бегство их из полков. Во время затяжных войн владелец поместья, вынужденный бросать хозяйство по первому же приказу властей, поднимался на службу, как правило, без большой охоты, а при первом же удобном случае старался уклониться от выполнения своего долга. "Нетство" не только сокращало вооруженные силы государства, но и оказывало отрицательное влияние на воинскую дисциплину, вынуждая тратить много сил для возвращения "нетчиков" в строй. Однако массовый характер "нетство" приняло лишь в последние годы Ливонской войны и носило вынужденный характер, так как было связано с разорением хозяйств служилых людей, многие из которых не могли "подняться" на службу. Правительство пыталось бороться с "нетчиками" и организовало систему розыска, наказания и возвращения их на службу. Позже оно ввело обязательное поручительство третьих лиц за исправное несение службы каждым дворянином или сыном боярским.

"Нетство" усилилось в годы Смутного времени, сохраняясь как явление и впоследствии. В условиях действительного разорения многих служилых людей правительство было вынуждено тщательно разбирать причину неявки помещиков в войско, привлекая к ответственности лишь тех дворян и детей боярских, которым "на службе быти мочно". Так, в 1625 г. к назначенному месту сбора в Дедилове из Коломны не прибыло 16 служилых людей (из 70 воинов, которым приказали выступить в поход). Из них "на службе не бывали" четверо, "а по сказке на службе [им] быти мочно". Другие двенадцать помещиков из числа неявившихся – "беспомесны и бедны, на службе быти не мочно". Рязанских дворян и детей боярских в полки прибыло 326. В "нетех" значилось 54 человека, из них "на службе не бывали" два рязанца, "а по сказке дворян и детей боярских на службе быти мочно <…> 25 человека безпомесны и бедны, а иные бродят меж двор, на службу им быти не мочно". Остальные отсутствующие помещики были больны, находились на засечной службе, по вызову в Москве или получили другие назначения. Интересно соотношение числа служилых людей, отсутствующих в полках по объективным причинам и действительно уклоняющихся от исполнения воинского долга – таковых оказалось соответственно 12 к 4 по коломенскому и 54 к 2 по рязанскому спискам.

Царский указ был учинен лишь о последних. В Коломну и Рязань отправили распоряжение: убавить "нетчикам", которым "на службе быти мочно", но которых не было в полках, из их поместного оклада по 100 четей, "да из денежного окладу из четвертных и из городовых денег четверть окладу". Наказание было не очень строгим. В военное время у бежавших со службы или не прибывших в полки служилых людей могли конфисковать все поместье "бесповоротно", а с учетом существенных смягчающих обстоятельств – "убавити из окладу поместного по пятидесяти чети, денег по два рубли, для того, чтоб им воровать и бегать с службы [было] не повадно". Лишенные поместий "нетчики" могли вновь получить земельное жалование, но должны были добиваться его усердной и исправной службой. Вновь испомещали их из выморочных, порозжих и конфискованных утаенных земель.

В частых войнах и походах того времени поместная конница, несмотря на существенные недостатки, в целом демонстрировала неплохую выучку и умение побеждать в самых сложных обстоятельствах. Поражения были вызваны, как правило, ошибками и некомпетентностью воевод (например, кн. М.И. Голицы Булгакова и И.А. Челяднина в Оршинской битве 8 сентября 1514 г., кн. Д.Ф. Бельского в сражении на реке Оке 28 июля 1521 г., кн. Д.И. Шуйского в Клушинской битве 24 июня 1610 г.), неожиданностью вражеского нападения (сражение на реке Уле 26 января 1564), численным превосходством противника, изменой в своем лагере (события под Кромами 7 мая 1605 г.). Даже в этих боях многие из участвовавших в них служилых людей "по отечеству" выказывали истинное мужество и верность долгу. Чрезвычайно похвально о боевых качествах русской поместной конницы отзывался А.М. Курбский, писавший, что во время Казанского похода 1552 г. лучшими русскими воинами являлась "шляхта Муромского повету". В летописях и документах сохранились упоминания о подвигах, совершенных служилыми людьми в сражениях с врагом. Одним из самых известных героев стал суздальский сын боярский Иван Алалыкин, пленивший 30 июля 1572 г. в сражении у деревни Молоди Дивея-мурзу – виднейшего татарского военачальника. Воинское умение русских дворян признавали и враги. Так, о сыне боярском Ульяне Износкове, захваченном в плен в 1580 г. во время второго похода Батория, Я. Зборовский написал: "Он хорошо защищался и сильно изранен".

***

В целях проверки боеготовности воинов-помещиков в Москве и городах часто проводились общие смотры ("разборы") записанных в службу дворян и детей боярских.. На разборах происходило верстание подросших и уже годных к службе детей помещиков. При этом им назначалось соответствующее их "версте" "новичное" земельное и денежное жалованье. Сведения о таких назначениях записывались в "десятни" - списки уездных служилых людей. Помимо верстальных существовали "десятни" "разборные" и "раздаточные", призванные фиксировать отношение помещиков к исполнению своих служебных обязанностей. Кроме имен и окладов, в них вносились сведения о вооружении каждого служилого человека, о числе выставляемых им боевых холопов и кошевых людей, о количестве детей мужского пола, о находившихся в их владении поместьях и вотчинах, сведения о прежней службе, причины его неявки на "разбор", при необходимости – указания на раны, увечья и общее состояние здоровья. В зависимости от результатов смотра выказавшим усердие и готовность к службе дворянам и детям боярским поместное и денежное жалованье могло быть увеличено, и, наоборот, помещикам, уличенным в плохой военной подготовке земельный и денежный оклады могли быть значительно убавлены. Первые смотры дворян и детей боярских были проведены в 1556 г., вскоре после принятия Уложения о службе 1555/1556 гг. Тогда же в обиход вводится и сам термин "десятня". Необходимость составления таких документов стала очевидной в ходе широкомасштабных военных реформ "Избранной Рады". Все разборные, раздаточные и верстальные "десятни" должны были высылаться в Москву и храниться в Разрядном приказе, на них делались пометы о служебных назначениях, дипломатических и воинских поручениях, посылках с сеунчем, участии в походах, сражениях, боях и осадах; фиксировались отличия и награждения, придачи к поместному и денежному жалованью, мешающие службе ранения и увечья, пленение, смерть и ее причины. Списки с "десятен" подавались в Поместный приказ для обеспечения перечислявшихся в них служилых людей земельными окладами.

Выделяемые на основании "разборов" земельные пожалования назывались "дачами", размеры которых зачастую значительно отличались от оклада и зависели от поступающего в раздачу земельного фонда. Первоначально размеры "дач" были значительными, но, с увеличением численности служилых людей "по отечеству" они стали заметно сокращаться. В конце XVI получили распространение случаи, когда помещик владел землей в несколько раз меньше своего оклада (иногда в 5 раз меньше). В раздачу также поступали и нежилые поместья (не обеспеченные крестьянами). Таким образом, иным служилым людям, чтобы прокормить себя, приходилось заниматься крестьянским трудом. Появляются дробные поместья, состоявшие из нескольких владений, разбросанных по разным местам. С увеличением их числа связан знаменитый указ Симеона Бекбулатовича, содержавший предписание о верстании детей боярских землями только в тех уездах в которых они служат, однако это распоряжение не выполнялось. В 1627 г. правительство вновь вернулось к этому вопросу, запретив новгородским служилым людям иметь поместья в "иных городах". Тем не менее, попытки ограничения поместного землевладения границами одного уезда осуществить не удавалось – Поместный приказ, в условиях постоянной нехватки порожней земли, постоянных споров из-за положенных по окладу, но неполученных дач, был не в состоянии выполнить такие предписания. В документах описываются случаи, когда поверстанный в службу дворянин или сын боярский вообще не получал поместной дачи. Так, в писцовой книге Звенигородского уезда 1592-1593 г. отмечено, что из 11 дворовых детей боярских 3-ей статьи, которым при верстании определили оклад в 100 четвертей земли, 1 человек получил дачу больше определенной нормы – 125 четвертей, четверо получили поместья "не сполна", а 6 детей боярских не получили ничего, хотя полагалось им "800 четьи доброй земли". В Казанском уезде некоторые служилые люди имелив поместье лишь по 4-5 четвертей земли, а Б. Исламов, невзирая на строгий запрет, даже вынужден был "пахать ясачную землю". В 1577 г. при проверке челобитья детей боярских из Путивля и Рыльска выяснилось, что поместьями в этих уездах владели лишь 69 служилых людей, к тому же испомещены они были "по окладом несполна, иные вполы, а иные в третей и в четвертой жеребей, а иным дано на усадища непомногу". Тогда же обнаружилось, что в Путивльском и Рыльском уезде "неиспомещено 99 человек". Поскольку все они несли службу, правительство выплатило им денежное жалованье "в их оклады" - 877 руб., но наделить поместьями не смогло. Такое положение дел сохранялось и впоследствии. В 1621 г. в одной из "разборных" книг отмечалось, что у Я.Ф. Воротынцева, поместный оклад которого составлял 150 четвертей земли, а денежный – 5 руб., "поместья за ним в дачах нет ни одной чети". Тем не менее, на смотр беспоместный воин прибыл, хотя и без коня, но с самопалом и рогатиной.

Страницы: 1, 2, 3