|
Главное внимание в первые годы уделялось реконструкции
старых промышленных предприятий. Одновременно строились свыше 500 новых
заводов, в их числе Саратовский и Ростовский сельскохозяйственного
машиностроения, Карсакнайский медеплавильный и др. Началось сооружение
Туркестано-Сибирской железной дороги (Турксиб) и Днепровской гидроэлектростанции
(Днепрогэс). Развитие и расширение промышленного производства почти на 40%
велось за счет ресурсов самих предприятий. Кроме внутрипромышленного накопления
источником финансирования стало перераспределение в пользу индустрии
национального дохода.
Осуществление политики индустриализации потребовало
изменений в системе управления промышленностью. Наметился переход к отраслевой
системе управления, укреплялось единоначалие и централизация в распределении
сырья, рабочей силы и производимой продукции. На базе ВСНХ СССР были образованы
наркоматы тяжелой, легкой и лесной промышленности. Сложившиеся в 20–30-х годах
формы и методы управления промышленностью стали частью механизма
хозяйствования, сохранявшегося в течение длительного времени. Для него были характерны
чрезмерная централизация, директивное командование и подавление инициативы с
мест. Не были четко разграничены функции хозяйственных и партийных органов,
которые вмешивались во все стороны деятельности промышленных предприятий.
Сами по себе намеченные преобразования не представляли
ничего из ряда вон выходящего. Их узким местом оставалась общая отсталость
страны как в технико-экономической, так в социальной и культурной областях.
Каждый шаг в сторону выполнения планов упирался в имеющиеся возможности и
ограничения, толкая руководство на путь чрезвычайных мер. Провозглашая опору на
собственные силы, оно тем не менее не могло обойтись без систематических
закупок техники за границей, без привлечения опыта и знаний иностранных
специалистов. На это были необходимы дополнительные средства, которые
предполагалось извлечь путем наращивания экспорта сырья и сельскохозяйственных
продуктов.
Зимой 1927/28 г. разразился очередной кризис нэпа, приведший
к корректировке всех направлений внутреннего и внешнего курса руководства
страны. «Социалистическая индустриализация» приобретала все более зримые черты,
переходя из плоскости теоретических дискуссий в практическое воплощение.
Государственный сектор становится все большим монополистом в
промышленности и торговле, вытесняя частника. Частная и концессионная
промышленность, дававшая в 1925/26 г. валовой продукции на 2478 млн. руб., с
1926/27 г. начинает сокращать производство и 1928/29 г. доводит его до 1975
млн. руб. То же происходит и в торговле: за 1925/26 – 1928/29 гг. частный
сектор в торгово-посредническом обороте сокращается с 6100 млн. руб. до 270
млн. руб., а в розничной с 5115 млн. руб. до 2830 млн. руб.
Все больше свертываются элементы рыночных отношений в
госпромышленности. Если раньше хозрасчет был весьма лимитирован на предприятиях
(их прибыль обезличивалась в едином балансе трестов), но более выражен в
деятельности трестов, то теперь его значительно ограничили и здесь. 29 июня
1927 г. ЦИК и СНК СССР приняли новый закон о государственных промышленных
трестах. В определение треста было введено указание на подчинение треста
плановым заданиям органа, в ведении которого он находился (ВСНХ), и
исключительно указание на извлечение прибыли как цель деятельности треста. В
августе этого же года ВСНХ отверг умеренные контрольные цифры на следующий
хозяйственный год в пользу более высоких капиталовложений в тяжелую
промышленность.
Постепенно свертывается нэп и в деревне. Курс XIV партконференции и XIV съезда на либерализацию хозяйственных внутридеревенских
отношений, взаимоотношений крестьянского мира с государственными органами и
одновременное форсирование индустриализации, требовавшее бесперебойного
снабжения городов продовольствием и техническими культурами, вызвал усиление
государственного регулирования по другим каналам. Значительную часть
промтоваров крестьянство стало получать не на рынке, а в обмен на сданную
продукцию, т.е. вводятся элементы прямого (минуя рынок) продуктообмена между
городом и деревней. Из-за регулирующих мероприятий Наркомторга (установление
максимума цен в коопторговле и др.) постепенно ограничивается коммерческий
расчет в кооперации. Расширение контрактации (выдачи крестьянину семенной и
денежной ссуды при условии сдачи им государству полученной продукции по договорным
ценам и выполнение ряда агротехнических операций) в ее реальном воплощении
(нередко принудительная ее «разверстка» местными властями по дворам) начинает
напоминать ситуацию времен «военного коммунизма».
Несмотря на хороший урожай в 1927г., государство встретилось
с еще большими, чем в предыдущем году, трудностями в хлебозаготовках. Главную
роль в торговле продуктами и снабжении ими населения в стране играл частник. В
связи с этим была выдвинута задача полного его вытеснения за счет
государственной и кооперативной торговли, воздействия на рынок путем
регулирования цен. Цены на сельскохозяйственные продукты были снижены, тогда
как на промышленные товары они оставались относительно высокими.
Промышленность, направившая свои усилия на нужды индустриализации, не могла
обеспечить расширение спроса. Крестьяне задерживали продажу своих излишков
государственным органам. Государственные и кооперативные магазины и лавки
оставались пустыми или были заполнены не пользующимся спросом товаром. В
продовольственном снабжении городов наступило резкое ухудшение. Стали
проявляться признаки общего недовольства и социальной напряженности.
План хлебозаготовок, намеченный на конец (октябрь – декабрь)
1927 г., провалился. Вместо 4,58 млн. т, заготовленных за соответствующий период
прошлого года, удалось закупить только 2,4 млн. т, т.е. почти в 2 раза меньше.
Экспортировать, собственно говоря, было нечего и закупать оборудование не на
что, т.к. хлеб составлял главную статью вывоза. Вопрос теперь состоял так: либо
отказаться от взятых темпов индустриализации, либо пойти на какие-то
экстраординарные меры. Таким образом, кризис хлебозаготовок стал тем
катализатором, который ускорил и обострил социальные и политические процессы в
стране и послужил поводом для смены курса политического руководства.
Во второй половине 1920-х годов естественный прирост
населения достигает в 3 млн. человек – небывалый для всей российской и
советской истории, хотя и не компенсировавший всех прежних людских потерь. Рост
населения был обусловлен возобновлением наметившихся еще до революции
демографических процессов, характерных для аграрных стран, находящихся на
ранней стадии модернизации, когда происходит так называемый демографический
взрыв, который в свою очередь сопряжен с такими неизбежными его спутниками, как
безработица, агарное перенаселение, образование «лишних ртов».
В стране по результатам переписи населения 1926 г. сильно
преобладало крестьянство (73%). При этом всего лишь четверть населения с полным
правом можно было включить в число занятых в народном хозяйстве (по тогдашней
терминологии «самодеятельного населения»). Причиной этого являлась громадная
разница между число «самодеятельного» (20,2 млн. человек) и «несамодеятельного»
(87,8 млн. человек) населения среди деревенских жителей, главным образом в
группах среднего и зажиточного крестьянства. В то же время крестьянство
составляло 53,3% от всего «самодеятельного» населения. Следует добавить, что
перепись населения 1926 г. зарегистрировала в деревне 47 млн. человек (из 108
млн. человек) взрослого трудоспособного населения в качестве «членов семьи,
помогающих в занятии». Это означает, что и само имущественное положение
крестьян сильно зависело от количества работников в хозяйстве, в то время как
число малолетних детей было для него дестабилизирующим фактором.
Демографическая ситуация в деревне была дополнительным источником социальной
напряженности.
Явное преобладание середняков (более 80%) среди
крестьянства, казалось бы, должно было диктовать руководству необходимость
учета интересов именно этой группы крестьянства, однако вектор
социально-экономической политики все более смещался в сторону неимущих и
малоимущих слоев. Ситуация в деревни к концу десятилетия резко обострилась.
Документы этого времени свидетельствуют о нарастании агрессивности и
озлобленности бедняков против зажиточных элементов, усиленно подогреваемых
официальной пропагандой. Между тем данные показывают, что удельный вес
«кулаков» в деревне был невелик (4%) и утверждения о «кулацкой опасности» не
были оправданы. Получившее к концу 1920-х годов широкое распространение
отходничество (к 1929 г. – более 4 млн. крестьян, отходивших на заработки) лишь
в незначительной степени сглаживало социальные противоречия деревни. В сельской
среде отношения к отходникам было скорее отрицательное, чем положительное.
Государство же стремилось подчинить своему влиянию стихийный отход, придать ему
организованный характер и направить его на нужды индустриализации.
Рабочие не составляли большинства ни в структуре населения
(10,8%), ни в структуре занятых (18,8%). Численность фабрично- заводских
рабочих вначале 1928 г. составляла 2,7 млн. человек. В связи с началом
индустриализации значительно увеличилось количество строительных рабочих,
которые были заняты на многочисленных стройках пятилетки. Основным источником
роста рабочих кадров была деревня. До конца 1920-х годов город принял примерно
1 млн. человек из деревни, поглотив лишь незначительную часть «резервной армии
труда». Между тем рынок труда в городе не мог обеспечить занятости и для этой
приходящей в город рабочей силы, что создавало дополнительные трудности и
неудовлетворенность сложившимся положением. Количество безработных в 1929 г.
приближалось к отметке 2 млн. человек.
Социальная структура советского общества в соответствии с
социальной и политической иерархией нового режима выглядела как бы перевернутой
по сравнению с дореволюционной и в определенной мере отражала характер
происшедших после революции изменений. На верхнюю ступень социальной лестницы
ставился «пролетариат», куда, по официальной терминологии того времени,
включались рабочие и, с оговорками, служащие государственного аппарата. Дело в
том, что государственный аппарат к тому времени полностью вобрал в себя сильно
поредевшую старую интеллигенцию, по отношению к которой политика становилась
все более враждебной, поэтому категория «пролетариат» требует особо
внимательного анализа. Фактически от имени пролетариата выступали несколько
десятков тысяч коммунистов, занимавших руководящие посты в партийном, советском
государственном аппарате, в общественных организациях. Большинство из них
действительно имело рабочее прошлое или, как тогда говорили, «пролетарскую
закваску». Например, среди руководителей предприятий и учреждений в системе
ВСНХ бывшие рабочие составляли 60%. Примерно такая же картина наблюдалась в других
хозяйственных ведомствах. Эта поднимающаяся к власти группа с особым положением
и интересами, методами и способами действий, сформированная при
непосредственном участии партийного аппарата и лично Сталина, подпираемая снизу
новыми выдвиженцами, стремилась всемерно расширить свое влияние, захватывая
одно за другим различные звенья управления. Это неизбежно вело к столкновению
со старыми кадрами.
Вопрос о взаимоотношении номенклатуры с рабочей массой
чрезвычайно сложен. Выступая от имени последней, номенклатура всячески
бравировала пролетарским происхождением, говорила на своеобразном «рабочем
языке», рядилась в «рабочие одежды». Номенклатурным выдвиженцам удалось в
условиях нарастающих трудностей нэпа направить в нужное русло недовольных
рабочих, натравливая их против прежних руководителей, против буржуазных спецов,
против кулаков, против других элементов, якобы мешающих ускоренному движению в
социализм. Этим объясняется развертование целого ряда массовых компаний конца
1920-х годов, получивших поддержку среди рабочего класса. Вместе с тем,
отрываясь от производства и переходя в иной социальный статус, выдвиженцы все
более отдалялись от реальных нужд рабочего класса.
3 план – закон жизни советского общества
Осенью 1926 г. XV партконференция
записала в своих решениях: «Имея в виду необходимость форсировать постановку в
нашей стране производства орудий производства с целью уничтожения зависимости
от капиталистических стран в этой решающей для индустриализации области,
конференция ставит перед государственными и хозяйственными органами задачу
всемерного развития машиностроения». Тем самым было определено ключевое звено в
индустриализации и брался курс на высокие темпы ее осуществления.
В декабре 1927 г. XV съезд ВКП(б)
принял директивы по составлению первого пятилетнего плана. В этом документе, не
содержавшем конкретных плановых заданий, формулировались принципы планирования,
базировавшегося на строгом соблюдении пропорций между накоплением и
потреблением, промышленностью и сельским хозяйством, тяжелой и легкой
промышленностью, ресурсами и др. Съезд исходил из верной установки на
сбалансированное развитие народного хозяйства.
Страницы: 1, 2, 3, 4
|
