и дворянско-монархические издания; (официальные и частные с западной или со

славянофильской ориентацией), и буржуазно-монархические издания («солидные» и

бульварные), и многие органы умеренного буржуазного либерализма.

Некоторые буржуазно-либеральные издания определены только с одной стороны или

с точки зрения их классовой принадлежности или по принадлежности их к тому

или иному политическому лагерю: «буржуазная газета» (о «Биржевых

ведомостях», стр. 608); «заурядный журнал буржуазной юмористики» (о

журнале., «Шут», стр. 605); буржуазный орган, рассчитанный на деловые круги»

(о газете «Новости дня», стр. 651); «либеральное издание» (о журнале

«Зритель», стр. 625). Совершенно неудачной следует признать оценку газеты

«Страна» как «либерально-монархического органа» (стр. 618). При всей

ограниченности русского либераль­ного движения либералы все же в этот период

представляли собой уже самостоятельный политический лагерь и были накануне

формирования собственных политических партий. «Страна» явля­лась органом

буржуазного либерализма.

В ряде случаев за основу берется ориентация газеты или журнала на

определенный читательский слой, что является весьма косвенным показателем

классово-партийной принадлежности изда­ния, например: «издание, рассчитанное

на читателя из чиновничь­ей, мелкобуржуазной семьи» (о журнале «Свет и тени»,

стр. 591), «издание, рассчитанное на обывателя» (о журнале «Мирской толк»,

стр. 597). Особенно неопределенна в этом отношении харак­теристика журнала

«Иллюстрированный мир» («отличался благо­намеренностью и был рассчитан на

семейный круг», стр. 596). А журнал «Северный вестник» почему-то

охарактеризован только по его философскому «паспорту»: «с 1891 года

становится трибу­ной декадентства, проповедником идеализма и мистицизма»

(стр. 667).

Вряд ли можно согласиться с оценкой целого ряда изданий, как не имеющих

определенного направления или программы. На­пример: «четкого политического

направления не имела» (о газете «Донской голос», стр. 609); «издание

коммерческого характера, не имевшее определенной политической программы (о

журнале «Свет в картинках», стр. 591); «издание без определенной политической

программы» (о журнале «Волна», стр. 655); «издание коммерче­ское без

определенного направления» (о журнале «Гусляр» стр. 691).

Определение направления того или иного издания далеко не всегда является

простым делом. Даже когда редакция заявляет четко и определенно о своей линии

в специальном объявлении об издании газеты или журнала, вопрос представляется

часто спорным и неясным. Происходит это иногда от того, что субъективные

устремления членов редакции не совсем совпадают с объективным смыслом

политических оценок, которые преобладают на страни­цах газеты или журнала. Но

чаще всего это происходит от жела­ния тех или иных буржуазных издателей и

редакторов возвы­ситься над политическими страстями эпохи, уйти от

политической борьбы и превратить свой орган в орудие чисто объективной

ин­формации, сделать его беспартийным.

Весной 1906 года на гребне второй волны первой русской революции в Петербурге

появилась «беспартийная» газета «Това­рищ». Редакторы В. В. Португалов, В. Н.

Гардин, издательница Н. Н. Русанова старательно рекламировали именно

«беспартий­ный» «надпартийный» и «внепартийный» характер газеты. Однако

«Товарищ» не смог исполнить отведенную ему роль. Сразу же вполне определенно

выявились классовые и партийные симпатии газеты. Она стала рупором

либеральной буржуазии, левого крыла кадетской партии, хотя и подчеркивала

свой «социалистический» характер. В дальнейшем либерально-буржуазный образ

мышления издателей «Товарища» стал еще ярче и отчетливее выступать на

страницах этого издания. В годы столыпинской реак­ции В. И. Ленин отнес

газету к просвещенному обществу «образо­ванных предателей русской революции».

Читатель-восьмидесятник

Чьи интересы выражает тот или иной печатный орган и на кого он рассчитан -

это два главных показателя. Они тесно свя­заны между собой, но они не одно и

то же; и нельзя, характери­зуя печатный орган, ограничиваться указанием

только одного из этих показателей. Журнал «Современник» под руководством Н.

Г. Чернышевского выражал интересы широких крестьянских масс в эпоху отмены

крепостного права. Но был ли он рассчи­тан на широкие крестьянские массы?

Увы, и в этом заключалась трагедия революционно-демократических публицистов,

со страниц своего журнала они не могли обратиться к тем слоям населения,

интересы которых выражали. Не только по цензурным сообра­жениям, но потому

что эта наиболее многочисленная часть насе­ления России была неграмотна, и

даже если бы журнал достиг предела простоты в изложении материала, его

проповедь не до­шла бы до адресата. Журнал выражал интересы крестьянства, а

рассчитан он был на наиболее передовую часть разночинской и дворянской

интеллигенции. Газета «Социал-демократ», централь­ный орган партии в 1912

году, выражала интересы самых широких масс русского пролетариата, но она не

была рассчитана на этот класс в целом, а лишь на наиболее передовую его

часть. На широкие пролетарские массы России был рассчитан другой печатный

орган большевиков, выходивший в этот период, газета «Правда».

Характеризуя тот или иной орган 80-х годов, мало сказать, интересы какого

класса или какого политического лагеря он вы­ражает, то есть к какому

направлению в журналистике он при­надлежит. Необходимо еще отчетливо

представлять на какие чи­тательские слои ориентировалось это издание.

Буржуазно-монар­хическая газета, рассчитанная на образованного капиталиста,

на крупное чиновничество и на интеллигентов-прогрессистов, это солидное

издание на достаточно высоком литературном уровне, типа «Всеобщей газеты» или

«Современных известий». Буржуаз­но-монархическая газета, предназначенная для

городского ме­щанства, для дворников, ямщиков, квартальных, кухарок,

прислу­ги, словом «для улицы», это уже нечто совершенно другое, это издание

по преимуществу бульварное типа «Московского листка» или «Петербургской

газеты». Бульварность не является пока­зателем политического направления

газеты она скорее опреде­ляет читательскую аудиторию издания. Та или иная

степень бульварности, как это следует из приведенной нами схемы, была

свой­ственна и некоторым дворянско-монархическим изданиям («Граж­данин»), и

буржуазно-монархическим, и в некоторой степени даже отдельным буржуазно-

демократическим.

Адрес читателя, следовательно, помогает решить вопрос о месте издания среди

журналов и газет того или иного направления, но не определяет направления

издания в целом.

Всякий печатный орган стремится найти поддержку в более широких слоях

читателей, ибо этого требуют его экономические интересы денежного порядка. Но

это стремление не бесконечно оно всегда в той или иной степени ограничено

классовыми или партийными интересами редакции этого издания. Следовательно,

выбор читательской аудитории всегда ограничен рамками полити­ческого

направления того или иного печатного органа. Буржуазно-монархическая газета,

вполне добропорядочная или совершенно бульварная, не могла адресоваться с

успехом к рабочему клас­су или беднейшему крестьянству.

Прежде чем выяснять, к каким читательским слоям адресо­вались газеты и

журналы того или иного направления, рассмот­рим, что из себя представляла

читающая часть России в 80-х го­дах прошлого столетия. Проведем некоторым

образом ретроспек­тивное социологическое исследование читательской аудитории

этих лет.

По первой Всероссийской переписи (1897 года) население России составляло

125,6 миллиона человек. Грамотных среди них было 26,6 миллиона. Это 21,1% от

общего количества населения. Но нас интересуют не все грамотные, а лишь те из

них, кто мог быть читателем общественно-политической пе­риодики, причем

достаточно активным читателем. Под этим понятием мы разумеем не столько

способность много и с выбором читать, но и подвергаться воздействию

периодики, воспринимать ее идеи осмысленно и формироваться под ее

воздействием в ка­честве настоящих или будущих общественных деятелей. В таком

случае, думается, правомерно будет исключить из этого общего числа грамотных

1,2 миллиона детей в возрасте до 9 лет включи­тельно, а также старцев,

которым перевалило за 80 лет, среди 812 тысяч которых грамотных было примерно

78 тысяч. Исклю­чим также 9 тысяч грамотных из лиц неизвестного возраста. В

об­щей сложности из общего числа грамотных читателями общест­венно-

политической периодики могли быть, вероятно, не более 25 миллионов человек,

так как многие дети и старше 9 лет долгое время ею вообще не интересовались.

Но и среди взрослого насе­ления было немало таких грамотеев, которые за всю

свою жизнь прочитали только букварь да закон божий. Грамотность крестьян

находилась в основном на этом уровне. И хотя в целом грамотность сельского

населения была в два с половиной раза ниже грамотности городского, общее

количество грамотных достигало здесь примерно 5 миллионов человек. Сейчас мы

можем лишь про­извольно отнести примерно половину этого количества к тем

гра­мотным, которые хотя бы от случая к случаю прочитывали газету или журнал.

Итак, при самом оптимистическом подсчете остается лишь 20 миллионов читателей

периодики на 125,6 миллионов че­ловек, населявших страну.

С точки зрения сегодняшнего дня это безмерно мало, и если сравнивать Россию

конца XIX века с наиболее развитыми капи­талистическими странами того

времени: Францией, Англией, Гер­манией, США.

Но по сравнению с дореформенным временем в этом отноше­нии в России произошел

очень заметный рост. В 1860 году на территории России проживало 74 миллиона

человек, а грамотных была лишь часть этого количества, то есть менее 5

миллионов человек. Читателей же, вероятно, не более 4 миллионов.

Причиной являлся общий процесс развития капитализма в России, который получил

благоприятную почву в результате отмены крепостного права и проведения

буржуазных реформ 60-х. годов. Росли города, увеличивалось количество фабрик

и заво­дов, возрастала сфера обслуживания городского населения, а вместе с

тем и нарастала потребность в людях, получивших хотя бы минимальное

образование. Собственно не «хотя бы», а именно минимальное, так как

распространение более основательного об­разования среди трудящихся таило в

себе уже определенную опасность для господствующих классов.

Рост грамотности в пять раз произошел не за счет заметного распространения

высшего образования среди дворянства и детей крупных купцов и заводчиков, а

за счет распространения низше­го начального образования среди городских низов

и крестьян­ства. Причем «образованный» таким образом крестьянин и по­полнял в

основном армию городского трудового люда.

В послереформенный период в России наблюдалось заметное развитие системы

начального образования. Произошло значитель­ное увеличение общего количества

сельских и городских началь­ных училищ. По справке словаря Брокгауза и Ефрона

до 1880 года земства открывали в среднем около 800 сельских училищ ежегодно.

Земства внесли значительный вклад и в систему под­готовки учительских кадров

через созданные ими учительские се­минарии, впервые стали привлекать к

учительству женщин.

„Мелочи жизни"

Лишенная возможности говорить о наболевших вопросах вре­мени, буржуазно-

либеральная печать в 80-е годы упивалась «мелочами жизни». Разумеется, мелочь

мелочи рознь. Они от­личались друг от друга и по масштабам и по характеру.

Но все же это были настоящие мелочи, ибо все вопросы «государственной

важности» были правительством изъяты со страниц периодиче­ской печати. А к

«вопросам государственной важности» прави­тельство причисляло, например,

такие, как крупный выигрыш в карты частного лица, несчастный случай на

железной дороге, оскорбление, нанесенное в дворянском собрании, городские

вы­боры, неправильные действия общественных банков и т.п. И уж, конечно, то,

что было меньше калибром, по своей общест­венно-политической значимости не

могло не быть «мелочью» в самом точном и полном смысле этого слова.

Культ мелочей в печати не был следствием только правитель­ственной политики в

области печатного слова. Он органически вытекал из всей атмосферы

политической реакции в стране из таких связанных с ней явлений, как утрата

больших обществен­но-политических идеалов значительной частью интеллигенции,

из теории «малых дел», из торжества новых, буржуазных нравов ,в прессе, из ее

ориентации на мещанские обывательские слои горо­да и деревни. «В среде, где

нет ни подлинного дела, ни подлин­ной уверенности в завтрашнем дне, пустяки

играют громадную роль. Это единственный ресурс, к которому прибегает человек,

чтобы не задохнуться окончательно, и в то же время это легчайшая форма жизни,

так как все проявления ее заключаются в непрерывном маятном движении от

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6