p align="left">В сфере межнациональных отношений стремление к превосходству и господству проявляется в первую очередь в идентификации других народов и их представителей («иностранцев», «инородцев», «иноверцев» и т.п.) как «врагов», а представителей своего народа («наших») как «друзей». Таким образом, политизация национального делает «чужих» «врагами», «своих» - «друзьями». Эта простая, на первый взгляд, подмена в действительности бывает не так очевидна, если принять во внимание, что политическая элита или ее отдельные представители зачастую стремятся ввести народ в заблуждение с помощью псевдопатриотической фразеологии, подыгрывая обыденной ксенофобии. Если им это удается, то у наиболее внушаемой части общества любовь к своему народу (национализм как любовь) превращается в болезненную, доходящую до фанатизма страсть (национализм как ненависть к «чужим», замаскированную под ложную любовь к «нашим»). Национальная общность оказывает иногда решающее влияние на формирование патриотизма. Так, в России русский среди русских обычно чувствует себя «дома», а это - предпосылка естественного («инстинктивного») патриотического чувства. Тем не менее расовая или этническая общность редко бывает исключительным фундаментом патриотизма, несмотря на всю «естественность» такого отношения. Национальный характер любви к родине - необходимая, но не достаточная основа патриотизма. В современном мире едва ли найдется монорасовое, а тем более моноэтническое государство. «Национальное государство» - утопическая регулятивная идея (в кантианском смысле) государственного оформления национальной общности; исторический опыт свидетельствует о том, что в действительности она никогда и нигде не была реализована. Российская Федерация являет собой пример полирасового, многонационального, полиэтнического государства, где к тому же многие национальные и этнические группы исторически расселены отчасти смешанным образом, отчасти компактно. Национальный патриотизм, или патриотизм на национальной основе в ней очень распространен (особенно среди русских), однако он вряд ли может претендовать на то, чтобы быть единственной формой патриотизма. Кроме национального патриотизма, в современном «посткоммунистическом» российском обществе широко распространен патриотизм на «интернациональной» основе. Имеется в виду два вида патриотизма: во-первых, патриотизм на основе «реального интернационализма», то есть фактически сложившегося внутреннего сверхнационализма; во-вторых, патриотизм как составная часть идеологии бывшего советского государства, или «советско-имперский» патриотизм. Последний сегодня - хотя и «пережиток прошлого», но еще весьма действенный элемент практического сознания россиян старшего и отчасти среднего поколений. Причина его актуальности - в ностальгии по СССР как «дружной семье народов», а также в глубочайшем разочаровании и ресентименте, которые возникли у многих граждан России после распада СССР. Возникает вопрос: что же такое «интернациональный патриотизм» как составная часть советского имперского сознания? «Интернациональный патриотизм» («интернационал-патриотизм») - это либо форма патриотического сознания на этапе его становления, когда в ходе социализации патриотических чувств и взглядов еще не в полной мере осмыслена значимость национального наследия и не завершена национальная самоидентификация, либо форма извращения зрелого патриотического сознания на этапе его распада под влиянием ресентиментной идеологии, отрицающей непреходящую ценность любви к родине в системе человеческих ценностей. В любом случае интернациональный патриотизм - феномен внутренне неустойчивый, недолговечный, имеющий тенденцию к саморазрушению. Разновидностью патриотизма на национальной основе является двойной патриотизм членов национально-этнических диаспор, существующих практически во всех государствах мира: у большинства членов диаспор две родины - историческая (страна предков) и собственно родина (страна, где они родились и постоянно живут). Например, у многих выходцев из России, живущих в США, Великобритании, Франции, Германии и других странах, сохраняется эмоциональное отношение к России как исторической родине, и в то же время возникает патриотическое чувство к этим странам. По мере ассимиляции, происходящей у разных этносов в разных странах с разной скоростью, любовь к исторической родине постепенно ослабевает, но при определенных условиях она, как тлеющие угли, может вспыхнуть с новой силой. Патриотизм на национальной основе и национализм, питаемый патриотическими чувствами и идеями, - близкие, но не идентичные феномены. У них разные объекты любви и почитания: с одной стороны, «родной край», «родная страна»; с другой - «нация», «народ2. Это сказывается на характере и направленности обращенных к ним эмоций. Обыкновенно патриотизм сочетается со здоровым национализмом, чувством и сознанием национального достоинства, некичливым уважением к самому себе как представителю определенной национальной общности. И наоборот, здоровый национализм предполагает любовь к родной стране. Но такое нормальное сочетание бывает далеко не всегда. Например, можно быть патриотом - в том смысле, что любить свою страну, - но в то же время по разным причинам недолюбливать, а то и ненавидеть населяющий ее народ. Такой, основанный на чувстве национальной неполноценности, патриотизм можно назвать «социал-патриотизмом». В его основе лежит абстрактно-гуманистическая вера в силу человеческого разума, в кумулятивный социальный прогресс, в универсальность (а часто и автоматизм) действия исторических и социальных законов, технократическое убеждение, что благоустроить общественную жизнь можно и без помощи народа, хотя и для народа, что народ надо вести к просвещению и счастью, даже если он сопротивляется. Существует и «национал-патриотизм» - неполноценный, основанный на ресентименте агрессивный радикальный национализм. Он имеет место тогда, когда болезненно-навязчивая «любовь» к своему народу лишь маскирует ненависть к определенным социальным общностям или обществу в целом (социопатию), либо ненависть к "чужакам" (ксенофобию) - инородцам, иноверцам, иностранцам или "продавшимся своим", - которые якобы оккупировали родной край или родную страну и "паразитируют" на коренных жителях. В результате возникают такие извращенные формы национализма, как расизм, нацизм, национал-шовинизм и т.п. Эти две неполноценные формы патриотического сознания, искаженные ненавистью вследствие своей изначальной половинчатости, являются традиционными формами российского патриотизма. В отличие от контрпатриотизма они исходят не из ясного осознания различия между "родной страной" и "теми, кто говорит и действует от ее имени", осознания, предполагающего целерациональные действия, а из различений иного характера - инстинктивных, аффективных, эмоциональных. Подобно тому, как недолюбливающий своих соотечественников "социал-патриот" обречен во имя родной страны вечно бороться с собственным народом, "национал-патриот" вынужден во имя народа бороться против собственной страны. Если первому, чтобы спасти отечество, нужен другой, "переделанный", народ (а имеющийся в наличии часто рассматривается как "быдло"), то второму, чтобы спасти народ, требуется другая, "переделанная", страна. У обеих разновидностей ущербного патриотизма в российском обществе есть давние традиции - славянофильство и западничество, народничество и большевизм. Если народничество боготворило русский народ и ненавидело царское самодержавие, то большевизм подхватил державную (потом и самодержавную) идею и откровенно презирал русский народ. Внутренняя расколотость российского патриотизма наблюдается не только в новейшем общественно-политическом процессе, но - что представляет особый интерес для социологии знания - и в отечественной социологической мысли. С одной стороны, в ней все еще жива консервативная народническая идеология с русофильским мифом о "еще неразложившейся нравственной субстанции народа" и миссией спасения человечества. С другой стороны, после 1991 г. в ней еще более укрепилась западническая либералистская утопия о возможности "научной" социологии, свободной от мировоззренческих, прежде всего "почвеннических", ценностей. Ядром всякой культурной общности является общность языка. Поэтому не удивительно, что языковая общность стимулирует развитие патриотического сознания. В определенных условиях, например, за пределами родного края или родной страны, общность языка оказывается главным фактором, который сплачивает представителей одного народа (даже если они принадлежат к разным этническим группам) в общность земляков или соотечественников. Базис и корпус языковой общности образует народная масса, говорящая, читающая и пишущая на так называемом живом "разговорном", или "естественном" языке. У нее есть также надстройка в виде культурных элит, профессионально использующих язык образованных слоев населения - так называемый "литературный" язык - журналистика, публицистика, беллетристика, поэзия и т. д. Культурная надстройка языковой общности, с одной стороны, перерастает в культурную общность, а с другой стороны, поскольку у многообразных форм культурного творчества есть собственная и автономная экзистенциальная основа, - непосредственно с ней смыкается. Религия, искусство, философия, наука, право и другие формы культуры применяют, кроме литературного языка, специальную терминологию, свои особые стили речи и изложения, которые имеют тенденцию к интернационализации и универсализации. Последняя в наибольшей степени характерна для науки. Общеизвестен тот факт, что представители культурных элит - "интеллигенция" (в России), "интеллектуалы" (на Западе) - первыми вступают в патриотические баталии, предлагая, а то и навязывая народу свое отношение к родной стране в данный исторический момент. Они могут спровоцировать рост патриотических настроений в обществе, либо, наоборот, поднять волну антипатриотизма; как правило, именно они выдвигают контрпатриотические идеи и занимаются их критикой. В современном обществе именно "интеллигенция", или "интеллектуалы" - будучи в определенном смысле "мозгом нации" - все больше берет на себя функцию полагания ценностей, выработки мировоззрения, и влияет тем самым на отношение к родине. Сегодня на фоне быстрой компьютеризации, упадка престижа культуры и образованности электронные средства массовой коммуникации, в первую очередь телевидение, отняли пальму первенства у художественной литературы и публицистики, традиционно игравших в России главную роль в формировании общественного мнения. Именно масс-медиа - а не учебные заведения, не гении национальной культуры, не отечественные "художественные" фильмы, не "толстые" литературно-публицистические журналы, как прежде, - оказывают преобладающее влияние на формирование отношения к родине у российских граждан. Стремительный рост веса и значимости средств массовой информации в социуме в конце ХХ в. дал повод назвать их "четвертой властью". Во времена горбачевской "гласности" в нашей стране началась модернизация деятельности средств массовой информации, которая после 1991 г. вылилась в настоящую виртуальную революцию. Но задержка в развитии по сравнению с Западом привела к тому, что западные модели понимания целей и средств работы масс-медиа, объективности информации, ее подбора и подачи стали восприниматься не только как адекватные новому этапу эволюции российского общества, но и как единственно возможные. Непатриотичная позиция отечественных средств массовой информации (особенно центральных), ориентированная на "новое мышление" с точки зрения "общечеловеческих ценностей", привела к тому, что они внесли и продолжают вносить немалый вклад в дезинтеграцию российского общества, в прививание отвращения ко всему родному, отечественному. Конечно, престиж русского языка как средства международного общения и национальный престиж, связанный с принадлежностью к "сверхдержаве", упали вместе с развалом СССР, а не в результате "подрывной" работы отечественных средств массовой информации. Но когда их представители утверждают, что задача СМИ - быть всего лишь зеркалом, отражающим действительность, они либо расписываются в том, что стали жертвами идеологического манипулирования, либо лгут. Виртуальные жизненные образцы, распространяемые электронными средствами массовой информации России, находятся в столь вопиющем противоречии с реалиями российской жизни, словно они специально предназначены для окончательного разрушения традиционных нравственных устоев и национального уклада жизни, частично унаследованных молодежью. Происходит вестернизация образа жизни в целом и духовной жизни в частности [11,с.12]. Вестернизация опасна не столько тем, что навязывает россиянам новые моральные и жизненные образцы, сколько тем, что искусственно разрушает складывавшуюся веками естественноисторическую социоэтологическую систему России. Разрушение традиционной социальности внутри российского общества [12, с. 75] - процесс, аналогичный нарушению биоценоза, - ведет к "вымиранию", вследствие утраты традиционных социальных ниш, целых подсистем этосов внутри русского этноса и других этносов России. В итоге русский народ и другие народы России теряют свою национальную самобытность и способность к социокультурному самовоспроизведению. В конечном счете, это пагубно сказывается на всем российском обществе: теряя свою этнокультурную идентичность, составляющие его народы не только перестают "понимать" друг друга, но и теряют способность находить "общий язык". Вестернизация России приводит к обратным результатам - если считать, что ожидаемым результатом должно было стать превращение homo sovieticus в homo capitalisticus. Вместо цивилизованного западного "рынка" в России образовался "восточный базар", а вместо установления мирных "договорных" отношений, которые должны быть "дороже денег", ведется скрытая гражданская война, воскрешающая худшие страницы истории России (княжеские междоусобицы и родовые распри времен феодальной раздробленности). Таким образом, в расплату за антипатриотическую вестернизацию мы получили истернизацию и архаизацию жизненных реалий [13, с. 44].
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16
|