9.
Рисование.
10.
Музыка.
В
малых гимназиях:
1.
Догматическое богословие.
2.
Философия сокращенная.
3.
Универсальная история с географией.
4.
Обучение малых учеников христианскому закону.
5.
Арифметика, геометрия, тригонометрия и алгебра.
6.
Натуральная история и ботаника.
7.
Языки: латинский, немецкий, французский (как и в больших гимназиях).
8.
Рисование.
9.
Музыка.
К
приему в гимназии допускались всякого рода дети, за исключением детей
земледельцев. Отдаваемые в гимназию должны уже быть обучены русской грамоте,
читать и писать, а также первейшим частям арифметики, потому что в гимназиях
этому не учат. Гимназии подчиняются особому протекторскому управлению,
состоящему из духовных и светских членов; особенно же гимназии поручаются
ведению епархиальных архиереев и местных губернаторов. В каждой гимназии
полагаются два ректора, духовный и светский, два инспектора, также духовный и
светский, и, наконец, соответствующее число духовных и светских учителей.
Таким
образом, не только поднимался, но и положительно решался весьма важный вопрос
об отношении духовного и светского образования: духовные и светские школы
исчезали, а на их место ставилась единая объединенная государственная школа с
соответствующими духовными и светскими науками, учителями и администрацией.
Детям, содержавшимся в школе за счет казны, сообразно с их состоянием, науки
для занятий должны быть указаны школьным начальством, сначала самые нужнейшие,
чтобы не отягощать детей, а потом со временем и другие; остальным же ученикам
науки для занятий назначаются родителями и опекунами по их усмотрению и
желанию, но непременно при участии училищной администрации, советы которых
должны быть особенно принимаемы во внимание в этом деле. 6
Высшее
образование. Вопрос об университетах и других высших школах разработан в
проектах сравнительно мало. Одна из тем, обсуждавшихся в данной области,
касается вопроса об учреждении в университетах богословского факультета,
поднятого в нескольких проектах. В некоторых проектах, например Дильтея, прямо
говорится, что во всяком университете надлежало бы быть четырем факультетам:
философскому, медицинскому, юридическому и богословскому, "ибо потому сие
учрежденное место университетом называется, что все роды наук в оном преподаются".
Но практически из этого предположения ничего не вышло. Существовала специальная
комиссия по выработке проекта об учреждении и уставе духовных училищ (в 1776
году), которая предполагала переименовать Московскую духовную академию в
духовный университет, в котором "всем, до просвещения духовного человека
надлежащим, наукам обучаемо будет". Другая духовная комиссия (1773) по
примеру западных университетов предполагала открыть в Москве богословский
факультет с особой, приготовительной к нему гимназией, но предполагала
присоединить его к существовавшей Московской духовной академии, так чтобы оба
эти училища — богословский факультет и Московская духовная академия —
назывались академией. В конце концов такое присоединение вело к слиянию
факультета и академии.
Комиссии
народных училищ в 1786 году было предложено составить план университетов и
гимназий, в разных местах империи заводимых. Комиссия высказалась за открытие
нескольких университетов, кроме С.-Петербурга, в Пскове, Чернигове и Пензе.
Дильтей предлагал учредить университеты в Малороссии — в Батурине, и в Ливонии
— в Дерпте, поставив основой университетского образования свободу преподавания
и свободу слушания курсов. Университетское образование должно быть доступно для
всех. Плату за лекции следует взимать в размере до 30 рублей в год, но она
должна взиматься университетом без притеснения, а бедные совсем освобождаются
от платы. Для поступления в университет было достаточно свидетельства из
главного народного училища, вследствие чего университет и народные училища
соединялись непосредственно, каких-либо ученых школ, готовивших к университету,
не предусматривалось. По мнению комиссии, уровень обучения в главных народных
училищах не только не ниже гимназического, но даже выше; сверх катехизиса,
русский и латинский языки, арифметика, геометрия и рисование общи и гимназии и
главному училищу; правда, языки французский и немецкий в училищах не
преподаются, но зато вместо них преподаются более полезные науки, как-то:
физика, естественная история, механика и архитектура, чего в гимназиях не было.
Есть еще в гимназиях музыка, которой нет в училищах, но без нее легко обойтись.
Если у желающего поступить в университет не имелось свидетельства из главного
народного училища, то можно было держать соответствующий экзамен в самом
университете. Предполагалось даже допускать в университет и тех, "кои
школьных наук не весьма хорошо знают", и вольных слушателей, которые
"ни малейших школьных и гимназических знаний не успели приобрести в
юности", чтобы не закрывать дорогу к образованию способным. Одним словом,
"каждому в качестве посетителя храмины философскаго учения отворены",
значилось в проекте. По мысли комиссии, лица несвободных сословий, т. е.
крестьяне, должны быть допускаемы в университеты. Комиссия не решилась отнять у
несвободных право, принадлежащее человеку, приобретать просвещение. "Науки
называются свободными, для того, чтобы сие право предоставлялось
свободным". Нельзя несвободным возбранять путь к просвещению; если это и
возможно было в древние времена, когда путь к просвещению рабам, при господстве
варварских законов, "затворялся рукою жестокой власти", то в
настоящее время просвещение не может быть возбраняемо и несвободным людям,
"яко человекам и членам российскаго народа". Главная цель каждого
университета, по определению комиссии, есть "доставление государству
людей, могущих отправлять служения, кои в отправляющем предполагают знание
некоторых вышних наук".
Нужно
заметить, что комиссия в основу своего труда об университетах положила
устройство австрийских университетов, специально для нее описанных венским
ученым Зонненфельсом, в работу которого комиссия внесла своего не особенно
много, главным образом некоторое применение австрийского образца к русской
действительности и такие статьи, как проект "чиноположения университетских
профессоров".
Проект
комиссии училищ об университетах весьма интересен по многим чертам: 1) он
допускал в университеты учащихся всех сословий, в том числе и крестьян; 2) он
связывал университет непосредственно с главными народными училищами, понимая
последние как реальные гимназии, основа которых не языки, а науки; 3) он
стремился утвердить и оградить в университетах свободу учить и учиться.
Если,
таким образом, система образования, по мнению комиссии, слагается из школ трех
разрядов: малых училищ, главных училищ и университетов, то, по мнению других
комиссий и отдельных лиц, она слагается также из школ трех разрядов, но только
эти школы понимаются несколько иначе. Для многих первая ступень представлялась
церковноприходской школой; для некоторых эта первая ступень разбивалась на
несколько отдельных: 1) элементарная школа грамоты для сельского населения; 2)
школа высшего типа — для городов или для промышленного населения с техническим
курсом; 3) школа, готовящая к поступлению в гимназию и составляющая как бы
низший концентр последней. Средняя школа, по убеждению многих, также должна
разбиться на несколько типов, главным образом в связи с потребностями сословий.
Некоторые исчисляли эти типы так: училища при госпиталях, гимназии, семинарии,
кадетские корпуса и академии художеств (комиссия об училищах и требующих
призрения); другие (академики Цейгер, Миллер, Эпинус и др.) рассуждали так:
учащееся юношество можно разделить на два класса — на готовящихся со временем
быть учеными и на готовящихся прямо к какой-либо должности. Для первых нужна
ученая, латинская школа с греческим языком, новыми и разными науками; для
вторых нужна реальная школа, готовящая купцов, художников, военных и других
профессионалов. Наконец, были и такие, которые в одной школе хотели соединить
все богатство назначений среднего образования — это известный уже нам план
соединения в одной гимназии духовного и светского образования. Высшие школы
суть университеты с факультетами и академии. Некоторые говорили о духовном
университете, под которым подразумевалась преобразованная Московская духовная
академия, потому что "в ней всем до просвещения духовнаго человека
надлежащим наукам будет обучаемо" 7.
Изложенные
идеи множества проектов о народном образовании екатерининского времени
заставляют глубоко сожалеть о том, что Екатерина II списывала системы народного
образования для России с иностранных образцов, мало обращая внимания на то, что
высказывалось по этому вопросу русскими деятелями, и что она почти ничего не
сделала для народного образования, заботясь главным образом о профессиональном
образовании дворянства. Проекты ясно указывают, как глубок и серьезен был
интерес к народному образованию и как целесообразно его можно было поставить.
Без всякого сомнения, нужно было воспользоваться проектами о
церковно-общественных школах. Они связали бы старую Россию с новой в области
образования, сделали бы духовное развитие русского народа более целостным и
органическим, они не возбудили бы такого нерасположения к школам, какое
возбудили петровские цифирные и екатерининские малые и главные училища.
Духовенство не было бы тогда отстранено от школы и, если бы государство
позаботилось о поднятии уровня его собственного образования, оно явилось бы
могучим органом народного просвещения.
Мы
полагаем, что духовной культуре русского народа был нанесен громадный
невознаградимый ущерб отвержением проектов о распространении
церковно-общественных школ. Припомним, что эти проекты были отмечены двумя
чрезвычайно важными чертами: всеобщностью церковно-общественных школ и их
обязательным посещением мальчиками в течение 4–5 лет и даже более. Это
знаменательные и серьезные черты, и проект таких церковно-общественных школ
нельзя считать невыполнимым для того времени. Такие проекты, основанные на
предшествующей истории русского образования и направленные на органическое и
мощное его развитие, не были приняты. Взяли какую-то саганскую систему,
приставили для ее осуществления какого-то серба, списывали и переводили с
немецкого без конца. А в результате — отсутствие народного образования и
попытка насаждать церковно-общественную школу сто лет спустя. Петр I в своей
спешной бессистемной деятельности по народному образованию понимал значение
церковно-общественных школ и требовал от духовенства, чтобы оно при церквах
заводило школы. Но он только требовал, а на какие средства заводить школы и как
— об этом он молчал.
В
проектах среднего образования, при всей сословной разрозненности и
обособленности школ, обращает на себя внимание попытка несколько связать их
путем одинакового обучения и воспитания в первых двух классах всех
профессиональных учебных заведений, и особенно стремление объединить духовную и
светскую школу в одной государственной гимназии. Конечно, представленный проект
объединения их с двумя ректорами и инспекторами, духовным и светским, наивен,
механичен, но он ставил серьезный вопрос о единстве образовательного курса для
всех профессионалов, о выработке такой системы, которая совмещала бы в себе
единство образования с его разнообразием, общее со специальным. Это крупный, серьезный
педагогический вопрос, и сама его постановка заслуживает серьезного внимания. А
с другой стороны, важно и административное единство школы. Едва ли можно
признать целесообразным, что школы разбросаны по разным независимым ведомствам,
что у нас и до сих пор нет одного министерства народного просвещения, а их
несколько, и каждое действует само по себе. И вообще в нескольких проектах
высказывается мысль о необходимости создания одного органа в государстве для
заведования всем школьным делом, во всем разнообразии его типов и степеней.
Наконец,
в проектах высказывается мысль, что система народного образования не может быть
полной и законченной, если не будет открыто достаточного числа высших школ —
университетов, академий. При Екатерине II ни одной такой высшей школы открыто
не было.
В
проектах о народном образовании есть и другие мысли, заслуживающие внимания. Мы
хотим немного остановиться на предложении проф. Дильтея (1764) "о школах
рабских, как первом основании добраго воспитания". Сущность его плана заключается
в следующем: дворянское воспитание очень много страдает от невежества
первоначальных воспитателей, или дядек. Дядьки обыкновенно бывают крепостные и
часто подают воспитываемым множество всякого рода дурных примеров, чем и портят
все воспитание. "Оттуда подлые многих нравы, оттуда повреждение сердца и
другие сим подобные пороки происходят", которые исправляются с трудом, а
то и совсем никакими средствами не могут быть исправлены. Но так как крепостные
законом не допускаются в общественные училища, равно как и в частные школы, то
необходимо для подготовки знающих дядек устроить две "рабския школы"
на 50 учеников каждую: одну в Москве, а другую в С.-Петербурге. Курс этих школ
пятилетний, учителей — трое. Один — ректор "дядского училища" и два
его помощника. Один учитель учит языкам латинскому, немецкому и русскому,
другой — латинскому и французскому, а также арифметике, а ректор училища —
истории и географии, а особенно тому, в чем состоит хорошее воспитание, как
дети должны вести себя при одевании, за столом, в обхождении с другими, что и
как надобно говорить, каковы обязанности по отношению к Богу, к отечеству, к
ближним, что нравы повелевают или запрещают. Польза от учреждения таких школ
может быть очень большая, и учителя, поступившие в эту школу, не должны
презирать свою должность, "ибо что может быть благороднее, как полезных в
государстве людей производить". Эти "рабския школы" должны иметь
те же преимущества, что и Московский университет, ректор школы выбирается из
Московского университета или из Академии наук в С.-Петербурге, и ему
предоставляется право избрать двух учителей по своей воле, "или здесь
выберет, или из других земель выпишет" 8.
Страницы: 1, 2, 3, 4
|