Закон Ривэ был неудачным также и в другом направле­нии — в стремлении определить личные отношения Тьера с Собранием. Законодатели сделали попытку отдалить от зала заседаний Собрания президента республики, заста­вив его предварительно сообщать Собранию о своих высту­плениях. Тьер, однако, продол­жал выступать, как и раньше.

Поскольку закон Риве установил ответственность министров перед Национальным собранием, роль их должна была существенным образом измениться. Неся ответственность перед Собранием, министры переставали быть простыми исполнителями воли Тьера. Следующим логическим шагом стало приня­тие «применительного» декрета 2 сентября 1871 г., в соответствии с которым учреждалась должность вице-президента Совета, председательствующего в Совете министров в отсутствие президента Респуб­лики или препятствии с его стороны. Им стал быв­ший министр Июльской монархии Дюфор. Такая двойственность (ответственность и президента и министров), напоминающая ситуацию во II Респуб­лике, не могла продолжаться без ущерба для одной из сторон.

Президент первым начал борьбу со своих позиций, ста­новившихся все более благоприятными для республикан­ского режима. От Бордосского пакта, означавшего нейтраль­ную позицию,  он последовательно перешел  к   «лояльной пробе»—d'essai loyal»—режима (конец 1871 года и первая половина 1872 года), а затем к «консервативной республи­ке»—«la   Republique   conservatrice»   (ноябрь   1872   года). В ответ на последнее его послание правые потребо­вали назначить комиссию для составления ответа.

Законом 13 марта 1873 года, названным «законом тридцати», был установлен, как правило, порядок письмен­ных отношений президента с Собранием, но допускались многочисленные исключения. Тьер мог получить слово только на особом заседании Собрания без прений и без права на ответные выступления. Тьер охарактеризовал по­рядок своих выступлений в Национальном собра­нии, как «китайский церемониал».

В области законодательства за президентом сохранялось право требовать по­вторного обсуждения - не более того. Президент не обладал, таким образом, правом отлагательного ве­то. Также закон был на­правлен на уменьшение ответственности прези­дента и увеличение ответственности министров. В соответствии с ней «запросы могут быть адресованы министру, но не президенту Республики». Если же будет в специальном порядке определено, что во­просы имеют общий характер, то и Тьер при выпол­нении предупредительных формальностей (предва­рительное решение совета министров о том, что во­прос является общим, разрешение собрания) мог получить слово.[9] Только лишь в вопросах общего ха­рактера могла идти речь об ответственности прези­дента. Эти нормы были направлены на перераспре­деление власти в пользу правительства. Только без­ответственность президента могла позволить огра­ничить его роль, и такое решение было поддержано и президентом и Национальным собранием. Заседа­ние Национального собрания открывалось специ­ально для заслушивания речи президента и должно было закрываться немедленно после произнесения им речи. Тьер, тем не менее, выступал с речами в Национальном собрании, послав записку председа­телю собрания. В прениях по текущим вопросам он не мог выступать.

Закон тридцати был еще менее логичным, чем закон Ривэ. Применение этого закона с самого начала привело к конфликтам. Монархисты добивались ею выполнения для отделения Тьера от Собрания, а Тьер имел в виду только исключения, предусмотренные законом, и хотел обойти закон тридцати, как он обходил закон Ривэ.

Министром юстиции правительства Тьера, Дюфором, был внесен в Собрание проект республиканской конститу­ции. В связи с этим Тьер 23 мая 1873 года столкнулся в Собрании с монархистским большинством. Глава орлеанистов, Бюффе, применил закон тридцати, исходя из буквы этого закона. Получив неблагоприятный вотум по резолюции о переходе к по­вестке дня, Тьер 24 мая вышел в отставку.

Отставка Тьера была вызвана не его «неподходящим характером» и не конфликтом из-за отдельных законов, а более глубокими причинами. Тьер после Коммуны 1871 года считал, что монархия более невозможна; единственно возможной для господ­ствующих классов формой государственной власти он считал «консер­вативную республику». Монархистское большинство Национального собрания — в самоослеплении стремилось к немедленной реставрации монархии. Это и было почвой для конфликта между Собранием и Тьером

Казалось, Тьер был побежден; однако на самом деле он стал основателем парламентарной респуб­лики.

Правление Тьера, с точки зрения конституционного развития, имело большое значение; двумя этапами Фран­ция перешла от правления представительного собрания с зависимой от него исполнительной властью к парламен­тарному режиму. Собрание создало, или почти создало, под влиянием конкретных обстоятельств новый тип государственного строя.

В начале правления Тьера исполнительные функции были вручены доверенному лицу Собрания; В конце правления Тьера было уже недалеко до образо­вания настоящей исполнительной власти, вручаемой пре­зиденту республики,—неответственному, но ассистируемому ответственными министрами. Оставалось лишь вы­брать другого президента и установить срок президентства.

Период правления Мак-Магона

Смена президента республики произошла немедленно. 24 мая вечером маршал Мак-Магон уже был избран президентом республики.

Трудно представить себе контраст более резкий, чем между этими двумя личностями.

Тьер, будучи прирожденным парламентарием, препят­ствовал установлению парламентарного режима, так как хотел быть одновременно и президентом, и премьер-мини­стром, всем распоряжаться и руководить, выступать в Собрании во что бы то ни стало и по всем вопросам.

В противоположность этому отсутствие у маршала Мак-Магона ораторских талантов и личная сдержанность привели прямиком к парламентарной республике.

  Совершившаяся 24 мая перемена имела целью не основание парламентарной республики, а устранение ее.

Между тем этот момент казался весьма близким. Дело послевоенного восстановления Франции, для которого Тьер был незаменим, приходило к концу.

 Общая реорганизация — административная, финансо­вая, военная— проходила прекрасно. Для принятия реше­ния в политических учреждениях страны были налицо самые благоприятные условия. Все командные рычаги, все три председательских места (президента республики—Мак-Ма­гон, председателя Собрания—Бюффе, заместителя председателя Совета министров— Бройль) были в руках монар­хистов.

Вначале события развивались благоприятно для монар­хистов. 5 августа произошло «слияние» партий. Граф Па­рижский обратился к Мак-Магону с просьбой созвать Национальное собрание для обсуждения вопроса о реставрации монархии.

Президент дал согласие, но полагал, что предварительно должно состояться соглашение по политическим вопросам. Предварительная наметка дала триста сорок восемь голосов за монархию, триста сорок четыре против и три­дцать шесть сомнительных. Поэтому для того, чтобы обес­печить проведение монархической реставрации, необхо­димо было выполнить условия, выдвигавшиеся не только орлеанистским центром Собрания, но и депутатами левого центра, то есть сохранение парламентарного режима и трех­цветного знамени.

Возник вопрос: согласится ли граф Шамбор на эти условия?

29 октября последовало его письмо. Претендент на престол Франции соглашается только на реставрацию без всяких условий. В результате надежды монархистов, столь близкие к осуществлению, снова рассеялись, и на этот раз — оконча­тельно

20 ноября 1873 года был принят «Семилетний закон» (Закон о персональном септеннате). Статья первая указанного закона постановляла: «Исполни­тельная власть доверена на семь лет маршалу Мак-Магону, графу де Мажента после обнародования этого закона: эта власть продолжает оставаться исполнительной с именем президента до изменений, которые могут быть в неё внесены конституцион­ными законами». Семилетний срок полномочий но­вого президента был выражением компромисса ме­жду предложением де Брольи (десять лет) и позици­ей конституционной комиссии (пять лет). Мак-Магон, в свою очередь, высказался в пользу семи­летнего срока. Ирония истории заключалась в том, что таким образом и республика утверждалась ещё на семь лет.

Семилетний закон делал президента главой пар­ламентарного государства, поскольку устанавливал ответственность правительства, но не президента. Новый президент не был членом Национального со­брания, поэтому его кабинет становился ответст­венным в парламентском смысле.[10] Процедура сме­щения президента не предусмотрена соответствую­щим законом. Позже при составлении Конституци­онных Законов комиссия 30-ти изучила положения семилетнего закона и вписалась в его рамки.

Итак, последнее условие, от которого зависело суще­ствование парламентарной республики, было выполнено: была определена продолжительность президентских полно­мочий.

Представители центра теперь поняли, что речь идет о выборе не между монархией и республикой, а между различными формами республикан­ского правления. Республиканская форма правления отныне неизбежна, но необходимо, чтобы республика создавалась консерваторами, а не прогрессивными республиканцами.

Либеральная партия открыто заявляла о своем «явном и упорном безразличии к вопросам личным и династиче­ским и к внешней форме правления». Такие вопросы она считала второстепенными. Важным было существование и объем политических и гражданских сво­бод. «Либеральная Франция может сделать выбор между республикой, граничащей с конституционной монархией, и конституционной монархией, граничащей с республи­кой».

У парламен­тарной монархии заимствовали все ее институты: неответственность главы государства, ответственность министров, двухпалатную систему, право роспуска нижней палаты, право законодательной инициативы и право исполнительной власти на отлагательное вето.

Только в одном была разница: глава государства не был наследственным главой государства — королем, а изби­рался на определенный срок и назывался президентом.

Создание Конституционных законов

В конце 1873 года выяснилось, что либеральное компромиссное соглашение в действительности объединяло только мень­шинство в Собрании, Значительная часть депутатов, неожи­данно разочаровавшихся в своих надеждах па реставра­цию монархии, продолжала тем не менее «добиваться коро­левского режима, который она не могла создать», и вместе с тем продолжала не признавать «республику, которую она могла создать». Потребовалось четырнадцать месяцев для того, чтобы примириться с решением конституционного вопроса в пользу республики.

После отказа графа Шамбора роялисты разделились на три следующие фракции:

1) «Чистые», или непримиримые, легитимисты проявляли неумолимо враждебное отношение к любому возможному решению вопроса.

2) Умеренная правая группа соглашалась с «личным септеннатом», то есть приспособлением власти лично для Мак-Магона.

3)  Правые находили положение слишком непрочным и, вы­сказываясь также за временный режим, стояли за «не обусловленный личностно» септеннат.

Министерство де Бройля, естественно, стояло за септеннат, «не обусловленный личностью». Такова же была и позиция комиссии по конституционным законам, которая была образована на основании закона 20 ноября 1873 года и опять получила название «комиссии тридцати».

15 мая 1874 года герцог де Бройль внес в эту комиссию проект конституции.

Однако уже па следующий день (16 мая 1874 года) в связи с процедурным вопросом министерство де Бропля было свергнуто коалицией из непримиримых правых и республи­канцев. Его сменило министерство Сиссэ, отсутствие авто­ритета которого усилило смятение умов.

От монархистов нечего было больше ждать. Собранию оставалась только одна возможность—разрешить вопрос в духе республиканском, а именно:

-или совместно с левым центром считать президентский септеннат не просто временным режимом, а первым учре­ждением окончательно установленного республиканского режима, с оговоркой о возможности его пересмотра;

-или совместно с левой признать несостоятельность Собрания и назначить выборы, которые должны были привести к созыву республиканского учредительного собрания.

Для правого центра первая альтернатива была, конечно, меньшим злом.

Собрание признало это, приняв 15 июня 345 голосами против 311 резолюцию Казимира Перье, согласно которой «правительство» Французской республики состоит из двух палат и президента—главы исполнительной власти». Однако это предложение было отложено в долгий ящик комиссией тридцати, где правый центр имел перевес.

Собра­ние, без всяких оснований потерявшее четырнадцать меся­цев, с началом нового года проявило неожиданную поспеш­ность. Оно понимало, что парод устал от неопределенного положения. И по этой причине после скомканных и запу­танных прений, продолжавшихся пять недель (21 января— 25 февраля), разрешилось, наконец, неопределенное положе­ние, продолжавшееся четыре года и казавшееся, вследствие этого, почти безвыходным.

Комиссия тридцати внесла в Собрание два законо­проекта: об организации государственных властей (доклад­чик Казимир де Вентавон) и об учреждении второй палаты (докладчик Лефевр-Понталис). Согласно первому законо­проекту, соответственно взглядам умеренных правых и правого центра, учреждался септеннат—одновременно и лич­ный и не обусловленный личностью. Второй законопроект, переименововал Большой совет в Сенат, который должен был состоять из членов по собственному праву, из членов по назначению президента республики и из членов, изби­раемых в департаментах особыми коллегиями.

Страницы: 1, 2, 3, 4