философского, сократического, добровольного содружества "Пантеистикон"

Д.Толандом, негосударственных форм организации культуры. В.Гумбольдтом,

перестройки академических организаций Ф.Шеллингом. В эпоху Просвещения в

культурной и научной жизни большую роль играли салоны, особенно в пропаганде

достижений наук, в просвещении умов, а также многочисленные ассоциации

литераторов, юристов, ученых, которые О.Кошэн удачно назвал обществами

свободы мысли. Все эти формы "республики ученых" и "республики литераторов"

действовали в рамках абсолютной монархии, воплощая в себе поиск новых форм

общения между людьми. В.С.Библер, характеризуя эту форму общения в салонах,

отметил, что в них нашла свое выражение новая форма общения – "общения с

самим собой. Общитель­ности как таковой, легкой, непринужденной, свободной по

духу и почти свободной от вся­кого содержания... я беседую "по поводу",

спорю, не соглашаюсь, обмениваюсь фантазиями, новеллами, – только что

сочиненными и тут же позабытыми, – я сталкиваю в своем сознании

неопределен­ные мысли, различные нравственные оценки; я гармонизирую эти

произвольные продукты моей фантазии, я удерживаю их – свои мгновенные

создания – от столкновения, от непримири­мости, от угрюмости и фанатизма... Я

человек хорошего вкуса, я – просвещен­ный человек". Действительно, такого

рода общение су­ществовало прежде всего в художественных салонах, салонах

"просвещенного вкуса". Но было бы неверным все салоны сводить к такого рода

салонам. Они сыграли большую роль в пропаганде иде­ологии Просвещения, в

подготовке Французской революции. Да, действительно, во многих салонах

господствовал дух гедонисти­ческого легкомыслия, скептицизма,

вседозволенности, придворно-светского пустословия. В противовес

картезианскому аскетизму здесь царствовал дух развлечения, где не было нужды

ни в Боге, ни в ко­роле, ни в заботе о своих делах. Салоны, среди которых

наиболее известны были салоны мадам Жоффрен, мадам дю Деффон, мадам Тансен,

мадемуазель Леспинас, Гольбаха и мадам Неккер, культи­вировали дух свободы,

которая, по словам О.Кошэна, носила сугубо негативный характер, превратилась

в свободу отрицания всех мо­ральных устоев – веры, авторитета, традиций,

опыта, уважения к власти, объявленных предрассудками. "Республика

лите­раторов, философов, юристов", царствовавшая в салонах, масонских ложах,

столичных и провинциальных обществах, третировала веру как абсурд, традицию

как принуждение, опыт как помеху. Она осуществила, по мнению О.Кошэна,

разрушение разума, подчи­няясь масонским ложам, законодателям моды –

энциклопедистам и объединяя скорее индивидуалистов, готовых выступить против

кого угодно – против духовенства, двора, своих идейных противников, чем

подлинно свободных ученых. В этой характери­стике много верного. Однако, не

следует забывать то, что салоны и ложи, число которых в дореволюци­онной

Франции достигало более 700 и в которые входили Мирабо, аббаты Грегуар и

Сийес, Бриссо, Кондорсэ, Дантон, Дюмулен, Марат, Шометт, Робеспьер

подготовили идейно французскую революцию, выдвинув и поддер­жав идею

бессословного общества. Не следует забывать и то, что многие салоны были

центрами общения образованных людей своего времени. Некоторые из них

сохранились и после революции. Так, наиболее интересными во всем Париже были

салоны Кювье – ве­черние собрания выдающихся ученых Европы, художников,

писате­лей, с которыми запросто мог побеседовать любой приглашенный. По

описанию К.Пфаффа, "ничто не изгонялось из этого круга, кроме зависти и

злословия. Вся Европа была здесь представлена. Быть допущенным сюда значило

видеть человеческий разум во всем великолепии, и иностранец поражался

присутствию здесь самых знаменитых людей Европы и возможности беседовать

запросто с принцами, пэрами, дипломатами, учеными и самым великим чело­веком,

который принимал их с той же приветливостью, как и молодого студента с пятого

этажа соседнего дома. Его мало заботило, в каком направлении развивается их

талант, мало занимало их богат­ство и семья. Будучи выше всякой национальной

ревности, он ува­жал одинаково все то, что было достойно восхищения. Он

спраши­вал, чтобы научиться, как будто он простой студент".

В неформальном общении в салонах и обществах не только со­общали последние

литературные и научные новости, но и формиро­вался дух заинтересо­ванного

научного искания, новые научные ориентации, воспитанные на культе знания,

разума, опыта, эксперимента. Конечно, научная работа предполагала уединение,

напряженный труд, сосредоточение усилий воли, мысли, воображения. Она

проходила, естественно, за пределами салонов и свободного мнения в обществах.

Но и без этого наука не может существовать; также, как без целенаправленного

исследования.

Критика науки и ее включенности в систему власти в XIX веке осуществлялась с

двух сторон – со стороны романтиков и со стороны ученых, принимавших

деятельное участие в социальном институте науки, но недовольных формами

общения, существо­вавшими в нем. Романтики, обратившие внимание на

аналитичность, инструмен­тальность, эмпиричность научного знания, на

господство в науке духа пошлости и ростовщичества, подчеркнули

коммуника­тивную природу творчества и познания. Так, согласно Ф.Шлегелю,

всякое творчество есть "сотворчество", мир предстает как мно­жество "я",

высказывающихся, общающихся друг с другом, любовь, понимаемая как

взаимообщение "я" и "ты", оказывается основой духовного существования и

центральной темой философ­ство­вания, поскольку даже в одиночестве мы

размышляем как бы вдвоем, в любом высказывании скрыт диалог, разговор,

собеседование. Ф.Шлегель, Новалис, Ф.Шлейермахер в соответствии с идеалам

"сотворчества" выдвинули проект энциклопедии, объединяющей все науки и

искусства. Таким изданием должен быть, по замыслу Ф.Шлегеля, его журнал

"Европа", обнимающий все науки и искус­ства в "прогрессивно текучей форме",

называемый им, также, как и Новалисом, современной Библией. Общение было

понято как подлинный фундамент науки и оно обнаружи­вается как в спо­рах, так

и в согласии, и даже в замкнутом одиночестве царит, по словам Гете, "чувство

величайшей всеобщности". Од­нако, неприятие романтиками, да и Гете, ведущих

концепций на­учного знания XVIII-XIX веков, их стремление возродить или

ма­гию, или символическую интерпретацию шифров природы, постро­ить

натурфилософию и новую религию привели к тому, что их идеи об универсальности

общения прошли мимо ученых и стали импуль­сом в развитии и поиске новых форм

общения в религиозных общи­нах, а не в научном сообществе.

Гораздо более плодотворными были импульсы, шедшие от са­мих ученых. В 1830 г.

известный английский ученый Ч.Бэббидж выпустил книгу с примечательным

названием "Размышление о закате науки в Англии", где обратил внимание на то,

что утрачива­ется былая широта и универсальность ученых, возникает узкая

специализация, затрудняющая взаимопони­мание и достижение согла­сия, растет

разобщенность и отчуждение между представи­телями различных научных

дисциплин. Былое коммуника­тивное единство науки оказалось под угрозой,

разрыв между наукой и образованием увеличивается.

Для преодоления всех этих противоречий и была создана в 1831 г. Британская

ассоциация развития науки. Годичные собрания этой ассоциации, собиравшие

большое число слушателей и проводившиеся каждый год в разных городах, были

лучшей формой пропаганды науки, про­верки ценности открытий, их

оригиналь­ности, ознакомления с осо­бенностями научных методов, пробуждения

любознатель­ности у мо­лодых людей, их личного приобщения к научным

открытиям. Вме­сте с тем эти собрания сформировали идеал ценностно

нейтральной науки, выработали новые критерии научности – единого

индуктив­ного метода, медленной кумуляции индуктивных наблюдений, образ

науки, редуцированной к физико-математическим наукам, отказ от соображений

утилитарных ради науки как средства социально признанного самоутверж­дения и

самосознания, достигаемых в процессе объективного исследования и общения в

целях постижения Истины. Неформаль­ное, межличностное общение между учеными

различных специаль­ностей, с одной стороны, и между учеными и широкой

общественностью, с другой, восполняло те формальные, институцио­наль­ные

способы и каналы коммуникации, которые существовали в Лондонском Королевском

обществе. Оно дало мощный импульс развитию натуралисти­ческого образования,

перестройке преподавания естественных наук и математики в английских

колледжах и универси­тетах. Ведущие ученые Англии подготовили сборник статей

в защиту научного воспитания "Новейшее образование. Его истинные цели

требования". Его авто­рами были М.Фарадей, В.Уэвелл, Д.Тиндаль и др. Исходные

установки новой программы преобразования всей системы образова­ния

естественных наук в колледжах и универси­тетах Англии, про­паганды

естествознания были изложены Д.Гершелем в его "Философии естествознания" и

В.Уэвеллом в "Философии индук­тивных наук". Гершель подчеркивал, что "знания

не могут пра­вильно развиваться деятель­ностью небольшого числа лиц... Оно

может быть не приобретает высшей степени достовер­ности от всеоб­щего

содействия, но приобретает по крайней мере большое доверие и становится

прочнее... По мере того, как число занимающихся отдельными отраслями

физического исследования увеличивается и все более и более распространяется в

различные страны земного шара, необходимо соответственное увеличение легкости

в сообщении и взаимном обмене знаний". Он предлагает создать це­лый ряд

учреждений, способствую­щих развитию науки, издавать месячные и квартальные

журналы, своды, рефераты и учебники по определенным отраслям науки.

Однако, развитие науки пошло по другому пути – личное, жи­вое общение между

учеными было сдвинуто на периферию, принимало форму "невидимого колледжа" и

возрастал удельный вес опо­средованной коммуникации внутри научного

сообщества. Эту тен­денцию отметил Ф.Клейн, который, характеризуя науку XIX

века, писал: "вместо прежнего живого личного общения между учеными возникает

огромная литература, особенно периодическая, устраива­ются большие

интернациональные конгрессы и другие организации, стремящиеся поддерживать

хотя бы внешнюю связь". XX век лишь усугубил эту ситуацию – опосредованность

научных ком­муникаций резко возросла, массив периодических изданий резко

возрастает небывалыми темпами, сеть коммуника­ционных связей все более

усложняется и запутывается, а включенность науки в си­стему власти

приобретает невиданный размах, связь научного сооб­щества с технократией и

политической бюрократией приобрели не­виданный масштаб.

Однако, было бы неверным видеть в контрнаучном движении одни лишь негативные

моменты. При всей своей экстравагантности, оно способствовало обсуждению

социально значимых проблем, таких, как наука и власть, место науки в системе

власти, властные функции науки. Из него выросли не только новые социальные

дви­жения, например, экологическое движение "зеленых", но и ряд на­учных и

методологических течений. С контрнаучным движением тесно связано

возникно­вение биоэтики в США и странах Европы, экологической этики, новое

методологи­ческое направление, которое обычно называют "анархизмом в

методологии", а точнее было бы назвать антинормати­вист­ской концепции

методологии. Движение "альтернативной науки" по­ставило во главу угла знание,

понятое как коммуникация, как лич­ное общение в противовес науке как власти.

Если подвести итог, то следует подчеркнуть, что наука пред­ставляет собой

сложную систему, которая, будучи рассмотрена с коммуникативной стороны,

включает в себя как формы самоорга­низации и межличностного общения, так и

формы институциональ­ной организации и опосредованного общения. Односторонне

делать акцент на науке как системе властных отношений, на включенность науки

в систему власти, на властный характер идеологии овладения природой, ее

эксплуатации. Но столь же односторонним оказыва­ется и акцент на

межличностных контактах ученых, межличност­ном общении внутри научного

сообщества, на идеологии гармонии, союза с природой. Если технократизм делает

акцент на сопряжен­ность науки с системой власти, подчеркивает властные

функции научного знания и науки как социального института, то романти­ческое,

контрнаучное движение выпячивает другую сторону науки, а именно существование

в ней малых групп, пронизанных отноше­ниями солидарности и живого контакта

между учеными. Заостряя одну из сторон жизни науки и научного сообщества,

каждая из этих позиций выдвигает свой утопический вариант переустройства

на­уки, строит специфический "образ науки". Этот "образ науки" весьма далек

от реальной жизни науки, в которой воедино пере­плавлены различные уровни

коммуникации – от межличностного контакта до властных отношений внутри

научного сообщества. Эти уровни коммуникации, интерфери­рующиеся друг с

другом, воспол­няют друг друга, образуют некоторую целостность, в которой

каж­дый из них занимает свое, специфическое место и выполняет вполне

определенные, но весьма значимые функции: одни – фун­кции управления и

инстанций власти, другие – функции самоорганизации и самоуправления научного

сообщества. Лишь тоталитар­ная система власти стремится подавить и уничтожить

существу­ющие в науке механизмы самооргани­зации и самоуправ­ления, под­меняя

их бюрократи­чески-командными методами организации.

Список литературы

1. Огурцов А.П.. Научный дискурс: власть и коммуникация

(дополнительность двух традиций) // Философские исследования, 1993, № 3,

с.12-59.

2. Огурцов А.П. От социологии знания к социологии науки (20-30 годы XX

века). – Современная западная социология науки. Критический анализ. М., 1988.

3. Новые тенденции в западной социальной философии. М., 1988.

4. Власть. Очерки современной политической философии Запада. М., 1989.

5. 10. Базилевский М. Влияние монотеизма на развитие знания. Киев. 1883.

Страницы: 1, 2, 3