в общественно-политической или деловой жизни, словом — в сфере официальных

отношений. Оно дает себя знать и среди творческой интеллигенции, где,

казалось бы, сам характер деятельности должен выдвигать во главу угла

личные таланты и заслуги. У писателей, артистов, художников бытует понятие

«предшественник», т. е. человек, которого надлежит почитать уже за то, что

он раньше начал подобную же карьеру, раньше вступил в литературу, на сцену,

дебютировал в живописи или архитектуре.

Домашний очаг по-прежнему остается у японцев заповедником старого

этикета. Каждого, кто уходит из дому или возвращается, принято хором

приветствовать возгласами «Счастливого пути!» или «Добро пожаловать!» Мне

часто приходилось видеть, как японцы встречают в Токийском аэропорту

родственников, возвращающихся из далеких заграничных поездок. Когда муж

сходит с самолета, жена приветствует главу семьи глубоким поклоном. Он

отвечает сдержанным кивком, гладит по голове сына и почтительно склоняется

перед родителями, если те соблаговолили его встречать.

Мы привыкли подчас больше следить за своим поведением среди посторонних,

чем в кругу семьи. Японец же за домашним столом ведет себя куда церемоннее,

чем в гостях или в ресторане.

Он преспокойно раздевается до нижнего белья перед незнакомцами в поезде,

но, если кто-то из родственников придет к нему домой с визиток, он станет

поспешно одеваться, чтобы принять его в подобающем виде. Иностранца,

пожалуй, в равной степени поражают как церемонность японцев в домашней

обстановке, так и их бесцеремонность в общественных местах. Японец просто

не представляет себе, что помещение, где не нужно разуваться, может быть

чистым. В кинотеатре, на вокзале, в автобусе люди преспокойно швыряют на

пол окурки, пустые бутылки, обертки от конфет и прочий мусор.

Быть учтивым — значит не только скрывать свое душевное состояние, но

порой даже выражать прямо противоположные чувства. Японский этикет считает

невежливым перелагать бремя собственных забот на собеседника или выказывать

избыток радости, тогда как другой человек может быть в данный момент чем-

нибудь расстроен.

Если фразу «у меня серьезно заболела жена» японец произносит с улыбкой,

дело тут не в каких-то загадках восточной души. Он просто хочет

подчеркнуть, что его личные горести не должны беспокоить окружающих.

Обуздывать, подавлять свои эмоции ради учтивости японцы считают логичным.

Лишь прожив в стране несколько лет, начинаешь понимать, что японская

вежливость — это не низкие поклоны, которые выглядят весьма нелепо в

современной уличной толпе или на перроне метро, и не обычай начинать

разговор с множества ничего не значащих фраз. Японская вежливость — это

прежде всего стремление людей при любых контактах блюсти достоинство друг

друга.

Если задуматься, какими чертами, какими человеческими качествами пришлось

пожертвовать японцам ради их образа жизни, прежде всего, пожалуй, нужно

назвать непринужденность и непосредственность. Японцам действительно не

хватает непринужденности, ибо традиционная мораль постоянно принуждает их к

чему-то. Строгая субординация, которая всегда напоминает человеку о

подобающем месте, требует постоянно блюсти дистанцию в жизненном строю;

сознание своей принадлежности к какой-то группе, готовность ставить

преданность ей выше личных убеждений; предписанная учтивость, которая

сковывает живое общение, искренний обмен мыслями и чувствами,— все это

обрекает японцев на известную замкнутость (если не личную, то групповую) и

в то же время рождает у них боязнь оставаться наедине с собой.17

3.2. Проблемы семейного воспитания в американской педагогике.

Первые американские колонисты были носителями традиций разных народов,

что находило отражение в семейном укладе и принципах воспитания детей.

Вместе с тем их семьям были присущи и некоторые общие черты. Типичная семья

колониста была большой, включала представителей нескольких поколений.

Мужчина —глава семьи пользовался практически неограниченной властью, а все

остальные ее члены беспрекословно подчинялись ему. Всякое проявление

своеволия у детей, как правило, подавлялось, да и самого понятия «детство»

не существовало: младенцы, которыми занимались матери и бабушки, достаточно

быстро превращались в «маленьких взрослых». Их одевали по-взрослому, они

делили со старшими тяготы труда и связанную с этим ответственность,

помогали в фермерской работе и домашних делах. К ним уже в очень юном

возрасте предъявлялись, по сути дела, взрослые требования. В то время не

было у новоявленных американцев руководств по воспитанию и по уходу за

детьми, а общие установки, исходившие от медиков и философов колониального

периода, сводились к тому, чтобы детей не перекармливали, не одевали

слишком тепло, не баловали, «выбивали» из них упрямство, добиваясь

послушания. Жестокость в обращении с детьми в какой-то мере оправдывалась в

качестве крайней «воспитательной» меры. Дети нередко оказывались

беззащитными жертвами деспотизма взрослых18

В конце XVIII в. семейное воспитание в США начинает испытывать влияние

прогрессивных для того времени идей. Появляются первые руководства для

родителей, в которых содержатся полезные рекомендации, касающиеся здоровья,

питания и жилищных условий детей. В этих первых пособиях по семейному

воспитанию подчеркивается, что нет необходимости ломать детский характер,

поведение и убеждения, их можно повернуть в желаемое русло, проявив

терпение и доброе отношение к ребенку.

Большое значение для семейного воспитания имели прогрессивные идеи

президента Т. Джефферсона, которого американцы называют одним из «отцов-

основателей». Он отмечал, в частности, что дети — не «взрослые в

миниатюре», ни физически, ни интеллектуально они не готовы к тем нагрузкам,

которые хотели бы взвалить на них взрослые, а нежелание считаться с

возрастными особенностями ведет лишь к тому, что из «перегруженных» детей

вырастут незрелые и не приспособленные к жизни люди.

С середины XIX в. в США все большее распространение получает так

называемое пермиссивное (от англ. permission — разрешение, позволение)

воспитание в семье, которое характеризуется отсутствием каких-либо жестких

запретов детям со стороны родителей. Приверженцы этого подхода в семейном

воспитании утверждали, что родители не имеют власти над детьми, которые

должны вести себя свободно, раскрепощено и независимо от взрослых и даже

могут их не слушаться. Непокорность детей, считали они, должна

рассматриваться как проявление «твердого республиканского духа».

Пермиссивное воспитание, возникнув как альтернатива и антипод

авторитарного, имело столь же отрицательные и во многом аналогичные

последствия. Известный американский ученый-антрополог Маргарет Мид, сорок

лет жизни посвятившая изучению семьи во мноих странах земного шара,

отмечала, что жесткий контроль и полная бесконтрольность одинаково лишают

ребенка возможности нормально взаимодействовать с людьми.

Получив дополнительный стимул в виде педоцентристских идей Д. Дьюи,

фактически лишавших ребенка целенаправленного руководства взрослых,

пермиссивное воспитание на долгие годы утвердилось в американских семьях и

внесло свой вклад в отчуждение между старшим и младшим поколениями 19.

Конец 60-х — начало 70-х гг. в ведущих странах капиталистического мира

были ознаменованы бурными выступлениями молодежи, расцветом рок-музыки,

подъемом движения хиппи и так называемой сексуальной революцией. Первыми ее

жертвами стали традиционные взгляды на семью и брак. В движение

«сексуальной революции» влились, в основном, дети обеспеченных родителей.

Последние со страхом и негодованием наблюдали, как их босые и странно

одетые отпрыски сидят толпами на улицах и площадях больших городов,

покуривая наркотики, поют или танцуют под музыку флейты. Лозунг «любовь, а

не война», помимо своей общей пацифистской направленности, взрывал привычно

изоляционистскую трактовку личной жизни. В другом лозунге «все люди — одна

семья» выражалось стремление переделать бессердечные общественные

взаимоотношения, поставив их на фундамент отношений семейных как

выдержавших проверку временем на истинную близость, теплоту и человечность.

«Революция» тихо умерла, не дав ничего, кроме расцвета сексуальной

распущенности. Ее адепты быстро отказались от собственных идей о воспитании

в братских коммунах родившихся детей, заявив, что последние мешают развитию

личности, тормозят творчество и являются обузой. В почете становился

бездетный «товарищеский»брак, «брак-сотрудничество», в котором частая смена

партнера была чуть ли не обязательным условием. Но и в общинах хиппи

нередко вспыхивал гибельный для них пожар — любовь в «традиционном духе».

«Идеологически не выдержанные отступники» покидали своих «братьев» и

«сестер» и начинали строить собственный мир, исконно предназначенный для

двоих и их потомства,— традиционную семью.

«На волне неоконсерватизма, победное шествие которого в капиталистических

странах свидетельствует не только об усилении реакционных групп, но и о

тоске широких слоев населения по порядку, устойчивым ценностям, прочным

нравственным нормам, уважению к прошлому», произошел закономерный массовый

возврат к традиционным ценностям брака и семьи.20 Так, 80 % разведенных

американцев вступили в повторные браки, что характеризует самый брак как,

то социальное состояние человека, в котором он «хочет быть». В семье

пытается обрести защиту издерганный обществом, бешено гонящийся за успехом

человек, только там находит он любовь, покой и мир.

Многие западные ученые считают, что сама семья должна преподать ребенку

основные устои семейной жизни, обеспечить его подготовку к ней.

Родительская семья гарантирует безопасность и любовь каждому ее члену,

только в семье может быть-воспитана привязанность между молодыми и старыми,

взрослыми и малышами, только в семье можно непрерывно поддерживать дружбу и

привязанность. Семья создает уникальный фон, в котором нуждается каждый

младенец для того, чтобы вырасти полноценным взрослым. Эмоциональные узы в

семье неповторимы, подчеркивают американские исследователи, и с этим нельзя

не согласиться.

В большинстве работ американских авторов в центре внимания находится

некая идеальная модель такой семьи, которая, являясь образцом для детей,

призвана послужить им таковым и во взрослой жизни. Модель эта имеет целью

углубить понимание молодыми людьми специфики разных возрастных периодов в

жизни человека, учит их не созерцать бездумно свое «цветение в юности», а

знать, что старость, которая неизбежна, надо встретить достойно и

желательно в кругу семьи. Вместе с тем эти работы, как правило, далеки от

анализа социально-экономического положения американских семей,

принадлежащих к различным слоям общества. Это, безусловно, снижает качество

подобных исследований, хотя конечные выводы все же интересны: счастлив в

супружестве и может сделать счастливым супруга (супругу и детей) человек,

который видел в своем детстве счастливых родителей, не видел конфликтов

между ними, был любим в семье; который был сам сильно привязан к родителям

(как к матери, так и к отцу), имел возможность быть откровенным с ними, в

том числе и по вопросам секса; к которому в детстве и юности предъявлялись

высокие требования в семьей т. д. Все эти черты «удачного семьянина»

выводятся отнюдь не умозрительно, а на основе использования обширного

статистического материала, обработанного с помощью компьютерной техники.

Это придает большую убедительность выводам американских исследователей о

том, что если ребенок имеет подобный «багаж», полученный от родной семьи,

то его дальнейшая подготовка к семейной жизни будет более эффективной, чем

у того ребенка, который в детстве и юности наблюдал ссоры отца с матерью,

их взаимную неприязнь и сам, в свою очередь, презрительно относился к

одному из родителей (например, к отцу) Так, статистика свидетельствует, что

родители, избивающие своих детей, чаще всего сами испытывали в детстве

побои. Некоторые исследователи называют в числе первопричин родительской

жестокости невыносимые условия жизни—безработицу, нищету, отчаяние от

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8