Еще при плановой
экономике темпы развития более высокие, есть возможность концентрации средств
на выбранном направлении, возможность обеспечить социальную защищённость и
социальное равенство граждан.
Оговорка "в полной
мере" означает, что рыночной и плановой экономик в чистом виде не
существует. Если имеется государство, которое собирает налоги и распределяет
полученные средства по своему усмотрению, то в момент распределения появляется
элемент планирования. В то же время, всякая плановая экономика при принятии
решений должна учитывать соотношение затрат и выгод в зависимости от того или
иного варианта действий, что автоматически создаёт конкуренцию между
"подателями вариантов", будь то КБ или отделы Госплана, то есть
должна порождать элемент рынка.
Таким образом, некоторые
преимущества у плановой экономики есть, но сказываются они не всегда и не сами
по себе, а в кризисных ситуациях – социализм подвержен их негативным
последствиям в меньшей степени. В нормальных же условиях, полагаю, социализм и
капитализм могут, при прочих равных условиях, развиваться "голова в
голову". [4]
1.5 Недостатки плановой
экономики
Попытка добиться
строгого выполнения единого директивного плана для целой страны, как правило,
ведет к таким негативным последствиям как:
- Запаздывание с
принятием решений в сфере экономики. Ни один директор фабрики или магазина в
социалистической стране не волен самостоятельно изменить структуры выпуска или
продажи, либо их цены – даже, если видит, что это необходимо. Однако такие
решения вправе были принимать только высшие органы управления экономикой:
Государственный плановый комитет, Государственный комитет по ценам,
Государственный комитет по материально-техническому снабжению, Министерство
торговли и т.д. Естественно, что в такой системе решения принимались всегда
очень медленно.
- Снижение личной
заинтересованности людей в сфере экономики и соответственно низкой
продуктивности и качества их труда являлось следствием того, что, во-первых,
государство запретило частную собственность, а значит, исчезла и частная инициатива.
Во-вторых, жесткое государственное регулирование заработной платы породило
обстановку, когда особенно стараться не имело смысла и более того – это
осуждалось окружающими. Именно поэтому в СССР так не любили всякого рода
изобретателей и рационализаторов – их деятельность вела к росту
производительности труда, и лично эти люди поначалу начинали получать много
больше остальных работников.
- Ослабление
восприимчивости экономики к научно-техническому прогрессу. Государственные
предприятия в командной экономике не заинтересованы в использовании разработок
ученых и конструкторов – ведь их продукции и так гарантирован сбыт в
соответствии с планами. Так зачем тогда тратить время, усилия и нервы на
освоение новых технологий и товаров?
- Подавление
свобод граждан и гибель демократии. Невысокая результативность работы командной
экономики порождает недовольство граждан низким уровнем своей жизни. Чтобы это
недовольство не выливалось в открытый протест граждан, создается система
запугивания населения и террора против тех, кого запугать не удается. В СССР во
времена правления Сталина это привело к отправке миллионов невинных людей в
сталинские концлагеря и массовым расстрелам граждан совершенно необоснованно. Но
тот же подход еще долго сохранялся в командной системе СССР и после смерти
Сталина. Например, в 1962 году в Новочеркасске стихийная демонстрация горожан,
недовольных повышением государственных розничных цен на мясомолочные продукты,
была жестоко расстреляна солдатами Советской Армии прямо на площади перед зданием
горкома КПСС – от разрывных пуль погибло более ста человек, включая детей. Но
никакой террор не способен заставить людей трудиться столь производительно и
изобретательно, как они делают это, работая на себя или получая вознаграждение,
сформированное в рыночных условиях.
В чем же порок идеи
единого директивного плана, почему он не позволяет находить ответы на главные
экономические вопросы лучше, чем при рыночной организации хозяйственной жизни?
Дело в том, что
командная система вовсе не случайно начинается с уничтожения частной
собственности. Государство может командовать использованием экономических
ресурсов только в том случае, если закон не защищает право частного
собственника на самостоятельное распоряжение принадлежащими ему ресурсами.
Но если никто ничем не
владеет, если все ресурсы (факторы производства) объявляются общенародной
собственностью, а реально ими полновластно распоряжаются государственные и
партийные чиновники, то это влечет очень опасные экономические последствия.
Доходы людей и фирм перестают зависеть от того, насколько удачно они используют
ограниченные ресурсы, насколько результат их труда действительно нужен
обществу. [3]
В результате в странах
с командной системой сложилась ситуация, когда:
1) даже самые
простейшие из необходимых людям благ было невозможно свободно купить, так как
они были "дефицитом". Например, в 80-х годах в крупнейших городах
России привычным видом стали "парашютисты". Так прозвали жителей
маленьких городов и деревень, которые приезжали в большие города с большими
рюкзаками (похожими на ранцы с парашютами) за спиной, чтобы купить продукты
питания на несколько недель. Ведь в их населенных пунктах в продовольственных
магазинах просто ничего не было. Сходные последствия дефицита были свойственны
экономикам всех социалистических стран. Именно поэтому известный венгерский
экономист Янош Корнаи в своей книге “Дефицит” писал: “Венграм и советским
людям, китайцам и румынам, кубинцам и полякам в равной мере известно, что
значит отстоять в очереди за мясом или обувью, а вместо покупки услышать
грубость от продавца, им приходится годами ожидать ордера на квартиру,
сталкиваться с остановками производства на предприятии из-за отсутствия
материалов или комплектующих изделий”;
2) масса предприятий
постоянно несли убытки, а многие из них были официально отнесены к такой
категории как "планово-убыточные предприятия". При этом работники
этих предприятий все равно регулярно получали заработную плату и премии;
3) самой большой удачей
для граждан и для предприятий было "достать" (по блату или по
благосклонности начальства) какой-то импортный товар или оборудование. В России
покупатели записывались в очередь за югославскими женскими сапогами с вечера, а
югославы, в свою очередь, давали взятки за то, чтобы купить в магазинах своей
страны обувь из Италии.
Австрийский экономист
Людвиг фон Мизес первым сформулировал главную проблему социалистической
экономики в такой форме, чтобы она никогда больше не исчезала из дискуссий. В
этом его немалая заслуга. В статье “Экономический расчет в социалистическом
обществе”, появившейся весной 1920 г., он показал, что возможность
рационального расчета в нашей нынешней экономической системе основана на том,
что цены в денежном выражении обеспечивают необходимое условие, позволяющее
такой расчет осуществлять. [3]
В своей работе
“Бюрократия. Запланированный хаос. Антикапиталистическая ментальность” Мизес
подробно рассмотрел политику планирования в социализме.
Фундаментальное
сомнение в реализуемости социализма порождается невозможностью экономических
калькуляций. Было неоспоримо продемонстрировано, что в социалистическом
хозяйстве экономические калькуляции неосуществимы. Когда не существует рыночных
цен на факторы производства, поскольку они не продаются и не покупаются, нельзя
прибегнуть к калькуляциям для определения результатов прошлых действий или для
планирования будущего. Управляющие социалистическим производством просто не в
состоянии знать, в какой степени выбранные ими средства и методы соответствуют
желаемым целям. Они будут править в темноте, как оно и происходит. Неизбежна
расточительность в обращении с редкими ресурсами производства, как
материальными, так и людскими. Хаос и всеобщая нищета являются неизбежным
результатом. [9]
Еще одно существенное
возражение против социализма заключается в том, что социализм есть менее
совершенный способ организации производства, чем капитализм, и что он приведет
к сокращению производительности труда. Соответственно, в социалистическом
обществе уровень жизни масс будет ниже, чем при капитализме. [9]
Свобода мысли и совести
в стране, где власти могут сослать каждого неугодного в Арктику или в пустыню,
и принудить его к пожизненному тяжкому труду – неизбежно фальшивы. Самодержец
может попытаться оправдать такие произвольные действия тем, что они вызваны
исключительно заботой об общественном благе и экономической целесообразности.
Он сам себе высший судья во всех вопросах, относящихся к выполнению плана.
Свобода печати иллюзорна, когда правительство владеет и управляет всеми
бумажными фабриками, типографиями и издательствами, и когда ему принадлежит
окончательное право решать: что печатать, а что не печатать. Свобода собраний
также невозможна, когда правительству принадлежат все залы. И точно также со
всеми другими свободами. [9]
Это неверно, что массы
страстно тянутся к социализму, и что сопротивляться им невозможно. Массы
благосклонны к социализму, потому что верят социалистической пропаганде
интеллектуалов. Интеллектуалы, а не простой люд формируют общественное мнение.
Скверное извинение для интеллектуалов, что они вынуждены покоряться массам.
Ведь они сами породили социалистические идеи и внедрили их в толпу. Ни один
пролетарий или сын пролетария не внес вклада в разработку социалистических или
интервенционистских программ. [9]
Интеллектуальные лидеры
народов породили и распространили заблуждения, которые поставили на грань
исчезновения свободу и цивилизацию Запада. Только интеллектуалы ответственны за
массовые бойни, которые стали характерной чертой нашего столетия. Они одни
способны обратить тенденцию и проложить путь к возрождению свободы. [9]
Превосходство
капиталистической системы в том, что это единственная система социального
взаимодействия и разделения труда, позволяющая рассчитывать оценки плановых
проектов и уже работающих заводов, ферм и мастерских. Нежизнеспособность всех
схем социализма и центрального планирования предопределена невозможностью
какого-либо экономического расчета в условиях, когда отсутствует частная
собственность на средства производства и, как следствие, не существует рыночных
цен на эти факторы. [9]
Но в социалистическом
обществе, где существует только один управляющий, нет ни цен факторов
производства, ни экономического расчета. Предпринимателю в капиталистическом
обществе фактор производства через свою цену посылает предупреждение: "Не
трогай меня, я предназначен для удовлетворения другой, более насущной
потребности". При социализме эти факторы производства немы. Они не могут
дать никаких советов плановику. Технические знания предлагают ему огромное
разнообразие возможных решений одной и той же задачи. Каждое из них требует
затрат различных факторов производства и в различных количествах. Но поскольку
социалистический управляющий не может привести их к общему знаменателю, он не в
состоянии определить, какие из них приносят наибольшую выгоду.
Это верно, что при
социализме не будет ни очевидных прибылей, ни очевидных убытков. Где не ведутся
расчеты, там невозможно ответить на вопрос: были ли задуманные или
осуществленные проекты как раз теми, которые лучше других могли бы
удовлетворить наиболее насущные потребности, – успехи и неудачи окутаны тьмой и
никому не видны. Сторонники социализма глубоко заблуждаются, считая отсутствие
очевидных прибылей и убытков положительным моментом. Это, напротив, главный
порок любого социалистического управления. Это вовсе не преимущество – не
знать, использует ли человек подходящие средства для достижения искомых целей.
Социалистический управляющий скорее похож на человека, который вынужден прожить
всю жизнь с завязанными глазами. [9]
Если история и может
что-либо доказать и чему-либо нас научить, то только лишь тому, что частная
собственность на средства производства есть необходимая предпосылка цивилизации
и материального благополучия. Все известные цивилизации были основаны на
принципе частной собственности. Только народы, приверженные принципу частной
собственности, вырвались из нищеты, создали науки, искусство и литературу. Не
существует свидетельств тому, что любое другое устройство общества могло бы
одарить человечество плодами цивилизации. [9]
Важнейшим моментом, в
котором профессор Мизес пошел значительно дальше своих предшественников, было
подробное доказательство того, что экономичное использование имеющихся ресурсов
возможно, только если цены устанавливаются не на одни лишь конечные продукты,
но и на все промежуточные продукты и факторы производства, и что немыслим
никакой другой процесс, который таким же образом учтет все соответствующие
факты, как это делает процесс ценообразования на конкурентном рынке.
Интересно, что примерно
в то же время два других выдающихся автора независимо пришли к очень схожим
выводам. Первым был немецкий социолог Макс Вебер. В своем сочинении “Хозяйство
и общество”, изданном посмертно в 1921 г., Вебер специально рассматривал условия, позволяющие принимать рациональные решения в сложной экономической
системе. Как и Мизес, Вебер настаивает, что расчеты, предлагавшиеся ведущими
защитниками плановой экономики, не смогут обеспечить рационального
урегулирования проблем, которые придется решать властям в подобной системе. Он
подчеркивал, что рациональное использование и поддержание капитала можно
обеспечить только в системе, основанной на обмене и использовании денег, и что
потери, обусловленные невозможностью рационального расчета в полностью
социализированной системе, могут быть настолько велики, что не позволят
сохранить нынешнее число жителей густонаселенных стран. Это фундаментальная
проблема любой полной социализации, и, безусловно, невозможно говорить о
рационально планируемой экономике, коль скоро никакие средства построения плана
неизвестны, а это и есть вопрос, от решения которого зависит всё. [3]
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7
|