Михайловская ссылка приблизила Пушкина к столицам и несколько облегчила его литературные контакты. «Стихотворения Александра Пушкина» готовят к изданию в Петербурге Плетнев, Дельвиг и брат Пушкина Лев; Дельвиг посещает Пушкина в Михайловском. Пушкин продолжает сотрудничество с петербургскими изданиями, прежде всего с альманахом Бестужева и Рылеева «Полярная звезда» и с «Северными цветами» — альманахом, издававшимся Дельвигом с 1825 г.; в последнем, помимо самого издателя, принимали участие Баратынский, Плетнев, Жуковский, Вяземский, Гнедич, Крылов и др. Устанавливаются и новые связи: с 1825 г. в Москве начинает выходить журнал «Московский телеграф», основанный Н.А. Полевым при ближайшем сотрудничестве Вяземского.

«Московский телеграф» сразу же заявил о себе как о последовательном стороннике новейшего романтизма, с независимой и остро полемической позицией. Издатель его, Николай Полевой, интеллигент из купеческой среды, был человеком энциклопедических интересов и широких, хотя и не слишком глубоких, знаний, приобретенных самообразованием; он выступил как талантливый журналист и критик, памфлетист, романист, историк и политический публицист, ориентированный на французскую романтическую историографию, философию, социологию и литературу. Уже в первые годы своего существования «Московский телеграф» стал едва ли не самым популярным в России литературным журналом энциклопедического характера, знакомящим читателя с новостями европейской литературной и общественной жизни. Полевой заявил себя горячим поклонником и пропагандистом поэзии Пушкина, и Вяземский настойчиво пытался привлечь Пушкина к сотрудничеству в «Московском телеграфе».

Пушкин готов был поддержать журнал Полевого; он отдал в него несколько стихотворений и критических статей, но к общей позиции журнала отнесся сдержанно. Его настораживала поверхностность и, как ему казалось, недостаточная подготовленность Полевого-журналиста и критика в сочетании с императивностью суждений и оценок, опрометчивость его суждений о предшествовавшей литературной традиции, которую он пересматривал в соответствии со сложившейся у него аксиологической шкалой. В дальнейшем это недоверие еще более укрепилось. Пушкин рассчитывал на создание собственного журнала, который бы объединил близкие ему литературные силы, о чем он писал Вяземскому еще в 1824 г. (письмо от 7 июня 1824 г. — Пушкин, XIII, 96—97); по его замыслу, состав участников должен быть достаточно широк. Реальность такого журнала была, однако, эфемерной, пока сам он находился в ссылке; из существовавших же периодических изданий «Московский телеграф» оказывался ему ближе других: уже в 1828 г. он пишет М.П. Погодину (журнальному противнику Полевого): «Телеграф добрый и честный человек и с ним я ссориться не хочу» (Пушкин, XIV, 21). Статьи о Пушкине из «Московского телеграфа» 1825—1827 гг. перепечатаны: П. в прижизн. критике, 1996; здесь же (с. 485—486) — справка об отношениях Пушкина с журналом в это время, с литературой вопроса.

Восстание 14 декабря 1825 г., волна последовавших репрессий, суд и следствие над декабристами резко изменили общественную и литературную ситуацию в России. Из жизни или из активной деятельности были вырваны Рылеев (казненный 13 июля 1826 г.), заключенные или сосланные Бестужев, Кюхельбекер, Ф. Глинка; прекратился альманах «Полярная звезда»; прежде либеральные издатели журнала «Сын отечества» и газеты «Северная пчела» Н.И. Греч и Ф.В. Булгарин быстро эволюционировали в сторону официозного правительственного курса. В этих условиях неожиданно для Пушкина совершилось его освобождение: автор антиправительственных стихов, фигурировавших в показаниях участников тайных обществ как один из источников вольномыслия, он был в сентябре 1826 г. привезен в Москву на аудиенцию к новому императору. Николай I, стремившийся нейтрализовать и даже привлечь к себе лучшие силы прежней оппозиции, вернул Пушкина из ссылки и дал ему возможность печататься под его личной цензурой (эта прерогатива впоследствии поставила Пушкина в ситуацию двойного цензурного надзора).

Москва с триумфом встретила освобожденного Пушкина. В нескольких домах устраиваются чтения «Бориса Годунова», получающие широкий резонанс. Чтения эти проходят на фоне растущего интереса к исторической трагедии (так, одновременно с «Годуновым» публике становится известна трагедия А.С. Хомякова «Ермак», выдержанная в стилистике лирической драмы); новаторство Пушкина в этих условиях ощущается ясно, но принимается далеко не всеми. Восторженных ценителей своего творчества Пушкин находит в кружке «любомудров» (Д.В. Веневитинов, С.П. Шевырев, М.П. Погодин, В.П. Титов; уехавший к этому времени в Петербург В.Ф. Одоевский) — сторонников немецкой романтической философии (прежде всего Шеллинга), с обостренным интересом к проблемам общей эстетики и философии искусства, живописи, музыки, истории и фольклора. Это были как раз те проблемы, которые занимали и Пушкина в середине 1820-х гг.; сближение происходит на основе общности интересов и занятий. Возникает мысль об издании журнала с участием Пушкина. Так появляется на свет «Московский вестник» (1827—1830). Этот этап взаимоотношений довольно полно отражен в воспоминаниях и дневниках Погодина (см.: П. в восп. Т. 2, 1974, и Т. 2, 1985) и в фундаментальной многотомной монографии Н.П. Барсукова «Жизнь и труды М.П. Погодина» (Т. 1—22. СПб., 1888—1910) — вероятно, единственной в русском литературоведении биографической хронике такого объема, дающей панораму литературной жизни 1810—1860-х гг. и обильно использующей неизданный материал.

Деятельность любомудров, из числа которых вышли столь значительные деятели культуры, как Веневитинов, Шевырев, Погодин, В.Ф. Одоевский, и к которым примыкали А.С. Хомяков и И.В. Киреевский, интенсивно изучалась уже в XIX в. Мы располагаем собранием сочинений и писем Д.В. Веневитинова (Полн. собр. соч. М., 1934; Стихотворения. Проза. М., 1980), А.С. Хомякова (Полн. собр. соч. Т. 1—8. М., 1900—1907; Стихотворения и драмы. Л., 1969), И.В. Киреевского (Полн. собр. соч. Т. 1—2. М., 1911; Критика и эстетика. М., 1979); переизданы избранные сочинения Погодина (Повести и драма. М., 1984). Значительно хуже издано и изучено наследие С.П. Шевырева: в 1939 г. вышли отдельным изданием его «Стихотворения» со вступительной статьей и комментариями М.И. Аронсона; многочисленные его статьи и рецензии остаются несобранными; обширный дневник опубликован лишь в своей незначительной части. Наибольшее число работ и изданий текстов связано с именем В.Ф. Одоевского (см. ниже).

Все эти издания составляют базу для реконструкции философско-эстетической позиции кружка. Философский аспект его деятельности был рассмотрен З.А. Каменским в монографии «Московский кружок любомудров» (М., 1980), со специальными главами, посвященными философии В.Ф. Одоевского и Д.В. Веневитинова; преимущественно эстетический — в монографии Ю.В. Манна «Русская философская эстетика» (М., 1969) (рассматривается творчество Веневитинова, И. Киреевского, В.Ф. Одоевского, молодого Шевырева). При этом оба исследователя с полным основанием включают в сферу своего изучения критическое творчество Н.И. Надеждина: издатель «Телескопа» (1831—1836), дебютировавший на страницах «Вестника Европы» Каченовского как непримиримый противник «романтизма», поместивший здесь в 1829 г. резкие и оскорбительные разборы «Графа Нулина» и «Полтавы», адресат эпиграмм Пушкина, был не «классиком», отстававшим от живого движения литературы, а создателем особой философско-эстетической системы, соприкасавшейся с философской эстетикой любомудров. Сборник критических статей Надеждина (Надеждин Н.И. Литературная критика. Эстетика. М., 1972) был подготовлен Ю.В. Манном; изучение его поэзии, начатое еще в 1912 г. монографией Н.К. Козмина (Николай Иванович Надеждин: Жизнь и научно-литературная деятельность: 1804—1836. М., 1912), было в новейшее время продолжено в работах Ю.В. Манна и небольшой книге З.А. Каменского «Н.И. Надеждин» (М., 1984).

Нам важно упомянуть здесь и сравнительно немногочисленные работы, посвященные поэзии любомудров, — книги Л.Я. Гинзбург «О лирике» (1964, 2-е изд. — Л., 1974) и Е.А. Маймина «Русская философская поэзия: Поэты-любомудры, А.С. Пушкин, Ф.И. Тютчев» (М., 1976).

Весь этот массив опубликованных и проанализированных материалов достаточен, чтобы представить себе общую позицию кружка, с которым Пушкин вступил в литературную связь, — но самый характер этой связи, ее динамика и эволюция еще требуют детального и фронтального изучения. Отношения Пушкина с «Московским вестником» складывались далеко не безоблачно. Какое-то время он надеялся, что получил наконец «свой» журнал и более или менее постоянный доход от участия в издании, — но ни тот, ни другой расчет не оправдались до конца. Возникали организационные и финансовые затруднения (Лит. наследство. Т. 16—18. М., 1934. С. 679—724; Т. 58. М., 1952. С. 68—70); вскоре обозначились и литературные расхождения. Эстетическая позиция любомудров была достаточно жестка; подобно Полевому, хотя и по иным критериям, они критически оценивали современную литературу, отвергая все то, что не соответствовало их эстетическим установкам. Так, на страницах «Московского вестника» появились отрицательные или холодные отзывы о поэзии Баратынского (Шевырев) и Дельвига, весьма ценимой Пушкиным. Несколько раз Пушкин вынужден был вмешиваться в политику журнала — то печатая в нем, несмотря на сопротивление Погодина, эпиграмму на А.Н. Муравьева («Из Антологии»), то требуя исключить из статьи Одоевского неуважительные, по его мнению, отзывы о Державине и Карамзине. Уже в начале марта 1827 г. Пушкин пишет Дельвигу: «Ты пеняешь мне за Моск.<овский вестник> — и за немецкую метафизику. Бог видит, как я ненавижу и презираю ее <...>» (Пушкин, XIII, 320). Со своей стороны любомудры, признавая за поэзией Пушкина совершенство формы, не находят в ней необходимой философской глубины; в их переписке и дневниках нередки весьма критические оценки Пушкина.

Взаимная неудовлетворенность не превращала, однако, Пушкина и любомудров в идейных антагонистов. Острый интерес Пушкина вызывали, например, исторические штудии Погодина, и в частности его опыты исторической трагедии (Серман, 1969); как и любомудры, он искал выходов в область философии истории, сосредоточиваясь на близких проблемах (исторической закономерности и случайности, причинно-следственных отношений в историческом процессе), но часто с отличным результатом (Тойбин, 1980). Несмотря на полемическую декларацию в письме к Дельвигу, ему не были чужды и принципы философской эстетики любомудров, в среде которых даже возникло представление о прямом воздействии на Пушкина шеллингианской философии; поддержанная П.В. Анненковым и рядом последующих исследователей, эта концепция подверглась критике лишь в 1930-е гг. (см.: П. Итоги. С. 215—217). Вопрос этот, однако, сложен и не может считаться решенным до конца: и в творчестве Пушкина этого времени, и в его эстетических воззрениях обнаруживаются следы восприятия идей, исходящих из среды любомудров; как и ранее, они интегрируются общей системой пушкинского мировоззрения.

Особую проблему составляет отношение Пушкина к литературной программе любомудров, в частности к их философской поэзии.

Любомудры хотели бы видеть в Пушкине «философского поэта» в своем понимании. Отсюда и обращенные к нему послания-декларации («К Пушкину» Веневитинова, «Послание к А.С. Пушкину» Шевырева). Шевырев намечал программу дальнейшей деятельности Пушкина: реформа русского стихосложения (с обращением к усложненной, «метафизической» поэзии), разрыв с «эпигонами» (под которыми понимались и неназванные Дельвиг и Баратынский), поэтический альянс с Н.М. Языковым. Эти ожидания оправдывались лишь отчасти. Ценя поэзию Веневитинова, поддерживая эксперименты Шевырева («Я есмь», «Мысль», которую Пушкин называл «одним из замечательнейших стихотворений текущей словесности», — Пушкин, XIV, 21), Пушкин в своем собственном творчестве сохранял принципы «школы гармонической точности» (Аронсон, 1939; Маймин, 1969).

Различие поэтических методов Пушкина и любомудров в свое время тонко почувствовал Ю.Н. Тынянов, положивший его в основу своей интерпретации ранних литературных взаимоотношений Пушкина и молодого Тютчева. В рецензии на «Денницу» 1830 г. Пушкин упоминает Шевырева, Хомякова и Тютчева с замечанием «Истинный талант двух первых неоспорим» (Пушкин, XI, 105), тем самым как бы исключая Тютчева из числа талантливых поэтов. Это дало возможность Тынянову поставить вопрос о литературном антагонизме (Тынянов, 1968. С. 166—191; впервые опубл. 1926). Такое представление держалось долго, хотя и с существенными коррективами; лишь в последнее время Л.С. Сидяков показал, что фраза Пушкина, по существу, является конспектом соответствующего места статьи И. Киреевского в «Деннице», а не оригинальным суждением Пушкина (Сидяков, 1983, с библ. предшествующих работ). И в этом случае разница исходных поэтических принципов не стала основанием для конфронтации; через шесть лет Пушкин будет печатать стихи Тютчева в «Современнике».

Окончательный отход Пушкина от «Московского вестника» обозначается в 1829 г. В это время Пушкин уже живет в Петербурге и предпринимает шаги к созданию собственного периодического издания.

Пушкин вернулся в свою ближайшую литературную среду, центром которой оставался дом Дельвига. Альманах «Северные цветы» в это время сосредоточил лучшие литературные силы обеих столиц. Помимо литераторов старшего поколения, в нем участвует и талантливая молодежь: М.Д. Деларю, А.И. Подолинский, Е.Ф. Розен (почти сверстник Дельвига, но поздно начавший свою литературную деятельность), В.Н. Щастный. С 1829 г. в нем печатает свои ранние опыты Н.В. Гоголь. История «Северных цветов» (1826—1832) — это, по существу, история пушкинского круга писателей в наиболее активный период его существования (Mersereau, 1967; Вацуро, 1978; Северные цветы, 1980).

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7