сверх­держав современного мира и "идеологический конфликт" меж­ду

противоположными политическими, экономическими и со­циальными системами,

основанными на фундаментально раз­личных ценностях. Именно благодаря такому

сочетанию кон­фликт между Востоком и Западом на протяжении длительно­го времени

является осью современного мира».

Более того, борьба между Востоком и Западом с обеих сторон оценивалась как

квазирелигиозный крестовый поход. Причем ру­ководители обоих блоков, когда им

было выгодно, сознательно выпячивали этот аспект конфликта. Как отмечал

Дж.Спэние, американские государственные деятели выбрали формулу холод­ной

войны в качестве «антикоммунистического крестового похода» потому, что ее

легче было провести через конгресс.

Глобальные устремления сверхдержав и характерная для них тенденция

интерпретировать развитие событий во всех регионах земного шара в терминах

противоборства привели к то­му» что биполярность приобрела качество

сущностей характеристики установившейся в послевоенные десятилетия

междуна­родной системы. Главными движущими мотивами поведения обе­их

сверхдержав и блоков были взаимный страх и озабоченность своей безопасностью.

Фактически и в СССР, и в США сформи­ровались особые разновидности «государства

национальной бе­зопасности» , в которых стержневым приоритетом стала жесткая

конфронтация с внешним врагом в лице друг друга. Блоки НАТО и ОВД, по сути

дела, выполняли роль эффективного ин­струмента конфронтационной безопасности.

Соответственно в центре внимания с обеих сторон стояло стремление к

наращи­ванию военной мощи.

В биполярном мире ситуация была довольно проста: каждая сторона более или менее

точно знала, откуда происходила угроза и какая угроза. Установка на

конфронтационность в отношениях друг с другом служила как для СССР, так и для

США ос­новой глобальной внешнеполитической стратегии. Как не без ос­нования

отмечал обозреватель газеты «Нью-Йорк тайме» Т.Фридман, Кремль служил

и тут же определить, чью сторону следует занять США". Аналогичной была

ситуация и с СССР. Такое положение держало в постоянном напряжении весь мир, в

котором два противоборствующих полюса разыгрывали свое­образную игру с нулевой

суммой, в соответствии с которой весь |мир, по сути дела, был разделен на сферы

интересов. В этой игре войны и конфликты в любом регионе земного шара

рассматривались как составная часть глобальной борьбы двух сторон друг против

друга. В глазах обеих сторон каждая из этих войн (или конфликтов) имела

значимость с точки зрения не только решения той или иной конкретной проблемы,

но и выигрыша или проигрыша Востока или Запада. При этом любой выигрыш одной из

сторон в каком-либо регионе планеты или отдельно взятой стране рассматривался

как проигрыш другой стороны. Подобный подход не приемлет взаимных уступок и

компромиссов или существенно затрудняет их достижение. Поэтому неудивительно,

что обе стороны отвергли саму мысль о возможности строительства международных

отношений на принципах баланса интересов. Идеология в пост конфронтационном

мире

С распадом Советского Союза и окончанием холодной войны в мире сложилась

кардинально иная ситуация. Прежде всего раз. валилась идеологически-

политическая ось двухполюсного мира устарел упомянутый выше стратегический

императив. Потеря­ло смысл само понятие «Запад». Япония как бы снова

«верну­лась» в Азию и наряду с другими новыми индустриальными стра­нами

Азиатско-Тихоокеанского региона способна строить свои от­ношения со всеми

остальными странами и регионами вне зави­симости от тех или иных

идеологически-политических сообра­жений.

Вместе с тем наступила эпоха неопределенности или, как пре­дупреждал еще

М.Вебер, эпоха разочарований, потери иллюзий. Секулярные идейно-политические

конструкции и утопии, рав­но как и великие религиозные учения прошлых эпох,

какими мы их знали на протяжении всего XX столетия, во многом

пе­рестали выполнять роль мобилизующих идеалов. Они либо ис­черпали себя, либо

потерпели банкротство, либо существенно ос­лабли. Развенчание многих

радикальных, социалистических и коммунистических утопий нашего времени стало

свершившим­ся фактом. Люди перестали верить как реформаторам, так и

ре­волюционерам. Великие программы, великие табу и великие от­казы более не

воодушевляют и не вызывают страха. Они стано­вятся недееспособными из-за

полного безразличия к ним.

С крахом идеологического по своей сути советского государ­ства развенчалась и

коммунистическая утопия или, наоборот, с развенчанием утопии разрушилась и

империя. Крах марксизма-ленинизма и связанное с ним признание неудачи

советского эксперимента выбили почву из-под большинства социальных учений

современного мира. Лишался всякой актуальности в перспективы миф о

социалистической революции и обществе, ос­нованном на принципах всеобщего

социального равенства.

Однако этот крах вовсе не есть свидетельство совершенства западного пути

общественно-исторического развития и западной модели общественного

устройства. Подтверждением этому явля' ется хотя бы тот факт, что в то время

как весь не западный мир как будто принимает принципы рыночной экономики и

полити­ческой демократии, на самом Западе усиливается критика наследия

Просвещения и его детищ — индивидуализма, прогресса политической демократии.

Выдвинуть же сколько-нибудь убедительный альтернативный миф Запад еще не

сумел.

Разрушение идеологических мифов, диктовавших междуна­родно-политическое

поведение ведущих стран в течение большей части послевоенного периода,

означает эрозию и подрыв идеоло­гической базы того противостояния, которое

привело к расколу цирана два противоборствующих лагеря.

На первый взгляд, крах марксизма-ленинизма как бы возве­стил об окончательной

смерти всякой идеологии. Это дало повод некоторым псевдопророкам заявить о

«конце истории» и наступ­лении новой эры прагматического либерализма. Под

сомнение доставлена сама возможность или правомерность каких бы то ни было

идеально-программных, политико-идеологических пост­роений в качестве

мобилизующих идеалов. Возникает множест­во вопросов. Способна ли демократия

эффективно ответить на вы­зовы новых исторических реальностей? Может ли

либерализм, консерватизм или какой-либо иной «изм» заполнить тот ваку­ум,

который образовался после очевидной несостоятельности традиционных

идеологических систем? При поисках ответов на эти и другие вопросы необходимо

исходить из признания того, что идеологии, призванные служить в качестве

связующих скрепов человеческих сообществ, не могут насовсем исчезнуть,

неиз­бежно появятся новые идеологические конструкции или мифы, но они примут

иные очертания.

Нынешняя ситуация в данной сфере характеризуется преоб­ладанием импровизации и

фрагментарности, отсутствием сколь­ко-нибудь цельных и последовательных теорий

и идеологий. Имеет место усиление чувства неопределенности, непредсказу­емости

и случайности мировых процессов. Это во многом объясняется тем, что лишенные

идеологических оснований сдвиги гло­бального масштаба порождены сочетанием

множества социаль­ных, экономических, культурных, технологических и иных

факторов, различные комбинации которых способны вызывать непредсказуемые

ситуации. Поэтому неудивительно, что у фор­мирующегося нового мирового порядка

множество скрытых ас­пектов, чреватых непредсказуемыми последствиями. Эти

последствия накладываются на целый комплекс факторов, которые в

совокупности способны усиливать конфликтный потенциал как внутри отдельных

обществ, так и между различными народами, странами, культурами, конфессиями и

т.д. постиндустриальная революция, урбанизация, информатизация рост грамотности

породили специфическую культуру и массы люмпенов физического и умственного

труда, оторванных от корней и земли, способных поддерживать любой миф,

обещающий все блага мира. В то же время динамика секуляризации породила тип

человека, для которого главным мотивом деятельности, главным жизненным кредо

стало удовлетворение собственных потребностей и желаний. Это самовлюбленный

че­ловек, который, как удачно отметил С.Даннелс, является про­дуктом развития

свободы, не корректируемой ответственнос­тью. Он отрицает все, что ограничивает

утверждение личности восстает против институтов, процессов социализации,

обяза­тельств, т.е. против всего того, что составляет саму ткань любо­го

общества. Он осуждает общество, считая его ответственным за все ошибки, пороки,

духовную нищету и пр. Он не признает ни дисциплины, ни авторитета отца, семьи и

традиций, ни са­моограничений. Для него идеальным является гедонистическое

общество, где все поставлено на службу удовлетворения потреб­ностей, на службу

наслаждений. По справедливому замечанию М.Шелера, «образ жизни,

явление как в ин­дивидуальной жизни, так и в жизни народов».

Поскольку потребности постоянно воспроизводятся, люди не могут окончательно

удовлетвориться своим положением. По­этому не случайно, что приверженцы

постмодернизма назвали современное западное общество «неудовлетворенным

общест­вом» (dissatisfield society)). Как писали представители этого тече­ния

А. Геллер и Ф.Фезер, это понятие призвано осветить специ­фику современного

западного общества в контексте производст­ва, восприятия, распространения и

удовлетворения потребностей. Современные формы производства, восприятия и

распростране­ния потребностей усиливают неудовлетворенность, независимо от

того реализуется реально или нет та или иная конкретная потреб­ность. Более

того, всеобщая неудовлетворенность действует в ка­честве сильнейшего

мотивационного фактора воспроизводства со­временных обществ.

Человек не имеет будущего без мифа, без мифологии. Каза­лось бы современный

западный мир строится на демифологиза-ции, развенчании сакрального,

секуляризации. Поэтому амери­канский исследователь П.Бергер не без оснований

говорил ° «повсеместно распространившейся скуке мира без бога». При

такой ситуации возникает множество вопросов. Смогут ли лю­ди, общества,

сообщества выжить и действовать в долговремен­ной перспективе? Где найти те

идеи или идеалы, которые спо­собны служить в качестве духовных скрепов новых

инфраструктур? Не поисками ли ответов на эти и другие вопросы вызван всплеск

новых религиозных движений, засвидетельствованный во всех индустриально

развитых странах, и не противоречит ли этот всплеск процессу секуляризации

современного общества? Не оказалась ди перспектива окончательного преодоления

религии в процес­се модернизации и связанной с ней секуляризации сознания

ложной?

И действительно, на первый взгляд парадоксально выглядит сам феномен

«возвращения священного» и «нового религиозно­го сознания» в секуляризованное

общество. Но парадокс ли это? Не переоценили ли исследователи степень

секуляризованности общества и ее необратимости? Не является ли «возвращение

священного» оборотной стороной секуляризации?

Наше время не благоприятно для полета гуманитарной мыс­ли. Компьютеризация

гуманитарного знания — путь, ведущий к его обеднению, упрощению, потере

трагического мирочувствования и насаждению квантитативного, сугубо

бухгалтерского от­ношения к мировым реальностям. Не случайно восхождение и

утверждение гегемонии компьютера совпали с прогрессирующим захирением

гуманитарного мировидения. Именно благодаря компьютеру в сознании

современного человека удивительным

образом сочетаются вместе всезнание и неосведомленность, чувство

всемогущества и вопиющей неуверенности.

Всевозрастающий эзотеризм научных знаний ведет к тому, что каждый может

ориентироваться только в собственной узкой сфере. Широкое распространение

образования парадоксальным образом сочетается с фрагментацией,

диверсификацией, расчле­нением знаний и потерей способности целостного,

всеохватыва­ющего мышления. Но это не означает потерю потребности лю­дей в

целостности, органичности восприятия мира. и Проводя четкое различие между

религией как формой веры в сверхъестественное и религиозностью как сферой

воображае­мого, известный американский философ Дж.Дьюи усматривал смысл и

назначение последнего в том, чтобы задавать перспективу раз­личным фрагментам

человеческого существования. Это в значи­тельной мере определяется тем, что в

важнейших своих аспектах наша жизнь зависит от сил, лежащих вне нашего

контроля. В данном контексте парадокс современного секуляризованного мира

состоит в том, что, отвергая традиционные религии и идеологии в качестве

руководящих систем ценностей, норм, ориентаций, ожиданий и т.д., он в то же

время создает условия для .формирования разного рода новых утопий, мифов,

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7