идеологий, которые функционально выполняют роль тех же традиционных религий и

идеологий. Об этом свидетельствует хотя бы тот факт что в современных

условиях возрождаются, мимикрируясь и при­спосабливаясь к новым реальностям,

как идеологии национал. социализма и большевизма, правого и левого

радикализма, так и более респектабельные конструкции консерватизма и

либера­лизма.

При распаде мифологии прогресса и эрозии влияния тради­ционных религий места

коллективных идеалов и мобилизующих мифов остаются «вакантными». Поэтому прав

был папа Иоанн Павел II, который говорил: «Там, где человек не опирается

уничтожает его». Ослабление, расшаты­вание инфраструктуры традиционной

базовой культуры имеют своим следствием измельчение, атомизацию, эфемерность

цен­ностей, норм и принципов, определяющих моральные устои людей. В результате

понятия «родина», «вера», «семья», «нация», теряют свой традиционный смысл. Это

приводит, с одной сторо­ны, к усилению терпимости и открытости в отношении

чуждых культур и нравов, а с другой стороны, к ослаблению чувства

при­верженности собственным традициям, символам, мифам.

В условиях неуклонной космополитизации и универсализа­ции все более отчетливо

прослеживается обострение чувства безродности, отсутствия корней, своего рода

вселенского сиротст­ва. Как отмечал М.Хайдеггер, «бездомность становится

судь­бой (современного) мира». При таком положении для многих

дез­ориентированных масс людей национализм, различные формы фундаментализма

могут оказаться подходящим, а то и послед­ним прибежищем. В данном контексте не

случайным представ­ляется всплеск так называемых «возрожденческих» движений в

исламском и индуистском мире, национализма и партикуля­ризма почти во всех

регионах земного шара.

При этом важно отметить, что фундаментализм с его ударе­нием на идеи возврата

к «истокам», разделением мира на «на­ших» и «чужих» бывает не только

исламским, как нередко изо­бражают, но также протестантским, православным,

либеральным, большевистским и т.д. Все они представляют собой своего роде

реакцию против тенденций нарастания сложности и секуляри­зации социального

мира.

В этом контексте следует рассматривать и традиционалистские движения. В условиях

растущей интернационализации космополитизации особое звучание приобретает мысль

американского поэта Э.Паунда о том, что «традиция — это красота, ко­алирую

мы оберегаем, а не оковы, которые нас удерживают». Нель­зя считать

традицию, принадлежащей всецело прошлому, огра­ниченной во времени и

пространстве и не имеющей ничего об­щего с сегодняшним днем. Традиция, воплощая

сам дух наро­да, призвана внести универсальный смысл в историческое бытие

данного народа, в его место и роль в сообществе всех остальных народов. В то же

время необходимо учитывать, что такие явления, как религиозный фундаментализм,

национализм, расизм, нетерпимость во всех ее проявлениях некорректно объяснять

с помощью таких понятий, как «возрождение», «пережитки» и т.д. Это, по сути

дела, новые явления, порождения нашей же эпохи с той лишь разницей, что

используют терминологию, заимство­ванную из лексикона прошлого. И этот факт не

должен вводить нас в заблуждение.

Все сказанное создает благоприятную почву для формирования и распространения,

с одной стороны, всякого органицистских, традиционалистских,

фундаменталистских, неототалитарных, неоавторитарных идей,, идеалов, устоев,

ориентации, а с другой стороны, универсалистских, космополитических,

анархистских, либертаистских, антиорганицистских и т.д. идей, установок, не

признающих целостности, дисциплины, от­ветственности. Это со всей

очевидностью говорит о том, что в фор­мирующемся новом миропорядке идеологии

отнюдь не станут достоянием истории, они сохранят функции и роль фактора,

суще­ственно влияющего на характер и направления развития миро­вого

сообщества.

Национализм как идеология

Идейно-политическому обоснованию национального государ­ства в течение последних

двухсот лет служил и продолжает слу­жить национализм. Национализм и идеология

теснейшим образом связаны друг с другом, дополняют и стимулируют друг

друга. Не случайно они возникли почти одновременно и выражали прессы

поднимающегося третьего сословия пли буржуазии, что, в сущности, на начальном

этапе представляло собой одно и тоже. В XX столетии оба феномена

приобрели универсальный характер и стали использоваться для обозначения

широкого спектра явлений. Появившиеся понятия «буржуазный национализм»,

либеральный национализм», «мелкобуржуазный национализм», е.

«национал-шовинизм», «нацизм» и т.д., по сути дела, использо­вались в качестве

идеологических конструкций для оправдания и обоснования политико-партийных и

идеологических программ соответствующих социально-политических сил. В Советском

Союзе идеология интернационализма была поставлена на службу за­щиты

государственных интересов и, став фактически государст­венной идеологией,

выполняла, как это не парадоксально, роль и функции национал- социализма в

гитлеровской Германии.

Большинство авторов признают, что XIX в. является пери­одом «сотворения

национализма». Однако нет единого мнения что понимать под национализмом. Еще

английский исследова­тель прошлого века У.Бейджгот отмечал: «Мы знаем, что

запинки объяснить или определить его". Суще­ствует также мнение, которое

вообще ставит под сомнение сам факт существования национализма как реального

феномена. Например, известный современный английский исследователь Э.Хобсбаум

утверждал, что «национализм требует слишком большой веры в то, что не

существует».

Вместе с тем были и такие авторы, которые, будучи убежден­ными в реальности и

силе национализма, выступали с радикаль­ными лозунгами предоставления всем

нациям возможности со­здать собственное государство. Так, в определенной

степени вы­ражая популярные в тот период умонастроения, швейцарский

ис­следователь международного права И.К.Блюнчли писал в 1870 г.:

«Б мире должно быть столько же государств, сколько в нем раз­личных наций.

строиться на нацио­нальной основе».

Поэтому понятно, почему споры и дискуссии по данному во­просу в наши дни не

только не прекратились, но и приобрели но­вый импульс. Они концентрируются

вокруг вопросов о том, что такое национализм и национальная идея, когда они

возникли, какую роль (положительную или отрицательную) сыграли в

об­щественно-историческом процессе, какова их роль в современ­ном и грядущем

мире, что первично — нация или государство, как они соотносятся друг к другу

и т.д.

Не совсем верно рассматривать религиозный фундаментализм, национализм,

расизм, нетерпимость во всех ее проявлени­ях только через призму истории, как

некие реликты прошлого, несовместимые с настоящим и тем более с будущим.

Причем зачастую, не имея четкого представления о природе появления этих

феноменов в современных реальностях, их изображают в каче­стве неких

возрождений или пробуждений, давно преодоленных тем или иным сообществом

феноменов. Говорят, например, о воз­рождении религиозного фундаментализма,

национализма, тра­диционализма и т.д. В результате они предстают в качестве

не­ких фантомов, не имеющих почвы в современном мире. При этом часто

предается забвению то, что каждая эпоха вырабатывает и исповедует собственные

«измы», например собственные либера­лизм, консерватизм, радикализм и т.д.,

нередко присовокупляя к ним префикс «нео». В действительности же в

большинстве слу­чаев мы имеем дело с совершенно новыми явлениями,

порожден­ными именно современными реальностями, хотя к ним и при­меняются

названия, ярлыки и стереотипы, заимствованные из прошлого. Чтобы убедиться в

этом достаточно сравнить между собой, консерватизм конца XX века с его

прототипом прошлого века или классический либерализм XIX в. с современным

соци­альным либерализмом.

На первый взгляд парадоксально может звучать утверждение, что национализм при

всей своей внешней обращенности в про­шлое, традициям, мифам и т.д. является

ровесником и близне­цом модернизации и теснейшим образом связан с

промышлен­ной революцией, урбанизацией, становлением гражданского об­щества и

современного государства. То, что национализм и про­мышленная революция порой

как бы противопоставляли себя друг Другу, никоим образом не должно вводить в

заблуждение. Хотя некоторые авторы и говорят, что нация представляет собой

феномен, старый как сам мир, национально-государственное строительство

началось с Ренессанса и Реформации. Оно было сти­мулировано кризисом

Священной Римской империи и противо­борством между возникавшими одной за

другой монархиями. Но все же в современном понимании сами понятия «нация»,

«на­ционализм», «национальное государство», «национальная идея» сложились

только в ХУШ-Х1Х вв.

И действительно, национальное государство в строгом смысле слова лишь в

течение последних примерно 200 лет выполняет роль главного субъекта власти и

регулятора общественных и политических отношений, в том числе и

международных. Как выше отмечалось, Германия и Италия вышли на общественно-

политическую авансцену лишь во второй половине XIX в. Целый ряд национальных

государств — Югославия, Чехословакия, Финляндия, Польша, прибалтийские страны

и др. — появились на политической карте современного мира лишь после первой

мировой войны в результате распада Австро-Венгерской, Оттоман­ской и отчасти

Российской империй.

Сама проблема нации и национализма стоит в точке пересе­чения социально-

экономических, технологических и политиче­ских изменений. Очевидно, что

формирование национального язы­ка невозможно рассматривать вне контекста этих

изменений, по­скольку его стандарты могли формироваться только после

появ­ления книгопечатания, развития средств массовой информации и массового

образования.

Не случайно национализм первоначально отождествлялся с восхождением буржуазии и

капитализма. Поэтому прав Э.Геллнер, который утверждал, что национализм — это

своим го­сударством».

Но опять же парадокс состоит в том, что ряд важнейших ус­тановок

национализма, особенно те, которые призваны обосновать притязания или

требования национального самоопределения всех без исключения народов на

началах создания самостоятельных национальных государств, на первый взгляд,

противоречат тен­денциям современного мирового развития. Тем не менее в

глазах миллионов и миллионов людей он сохраняет притягательность и в этом

качестве служит мощным мобилизирующим фактором. Но такова участь всех великих

мифов, верований и идеологий. Ведь до сих пор среди исследователей,

занимающихся данной пробле­матикой, нет единого мнения относительно того, что

было рань­ше — национализм, нация или национальное государство. В этой связи

ряд авторов совершенно справедливо указывают на то, что лишь в нескольких

странах образование нации послужило ос­новой государственного строительства.

Речь идет прежде всего об Италии, Германии и Греции. Как отмечал Г.Ульрих,

специали­сты до сих пор не могут придти к согласию относительно того, что

именно преобладало в процессе объединения Италии: государственное

строительство под руководством Кавура или же станов­ление новой нации —

процесс, который возглавили Мадзинй Гарибальди. Что касается Германии, то

здесь задолго до объеди­нения существовало сильное национальное движение.

Нельзя» признать, что во многом объединенная Германия явилась детищем

железного канцлера О.Бисмарка.

Многие исследователи не без основания отмечают, что не нации создают государства

и национализм, а наоборот, они созда­ется государством. По-видимому, есть резон

в позиции Э.Геллвера, который считает, что «именно национализм порождает

на­ции, а не наоборот». И действительно, во многом прав извест­ный

'английский экономист и историк Э.Хобсбаум, который под­черкивал, что нации

представляют собой «дуалистический фе­номен. создаваемый преимущественно

националистическими».

В данной связи показательно, что распространение рыночных отношений,

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7