соседствовало с аскетической общинностью и нашло яркое воплощение в облике

византийского политика, ученого и писателя Михаила Пселла. В то же время и

на Западе, с его неоплатонической традицией божественного развертывания

вселенной (космоса), индивидуально-личностный подход корректировался и

обрамлялся общинно-иерархическим принципом. Все дело было в

последовательности, силе и удельном весе тех или иных воспитывающих

ориентации, вкладываемых в ученика. Но в любом случае воспитание

христианина проходило в условиях постоянного и напряженного общения с

Господом, чему способствовали изучение Священного Писания, начинавшееся с

Псалтири, размышления о нем, молитва, проповедь, причастие, исповедь и

покаяние.

Что же могло быть взято - сознательно или бессознательно из

античного наследия для христианского образования? Самое основное - язык,

логика, право, прикладные науки и медицина. Язык античного Рима стал

общеевропейским письменным языком. Его изучение удержало многие школы

грамоты от краха и помогло открытию новых, правда, уже в монастырях. Оно

способствовало в дальнейшем установлению регулярной латинской школы в

Западной Европе, что явилось огромным достижением, как для тех лет, так и в

перспективе, ибо обусловило передачу и усвоение традиции и накопление в ней

- в процессе ее трансляции - возникавших новшеств. Главным было то, что

латынь с момента перевода на нее Библии стала обязательным сакральным

языком обучения. Сложившийся в античности язык нес внутри самого себя

систему понятий, выражений, конструкций, не исчезнувших, несмотря на

вульгаризацию латыни, происшедшую в начале раннего средневековья. Кроме

того, само обучение латыни почти повсеместно шло с использованием

позднеантичных пособий, включавших пространные цитаты из классических

авторов и требовавших знания сюжетов античных произведений. Лишь самые

большие сторонники строгости и чистоты веры и церкви - типа Григория

Великого - решались отрицать и эти пособия, ограничивая обучение текстами

Священного Писания и утверждая, что и законы речи, и грамматика подчиняются

воле Божьей, а не наоборот.

Сходной была и роль греческого языка, в восточных регионах

христианского мира успешно конкурировавшего с латынью. Греческий язык с

развитой древнегреческими философскими школами терминологией и дефинициями

прочно вошел в состав богословия, определив многие существенные стороны

византийской образованности. Движение средневековой мысли и здесь

происходило от дефиниции к дефиниции - свойство, отсутствовавшее в

библейские времена (в Библии почти нет дефиниций) и порожденное синтезом

идей Ветхого и Нового Заветов с античным мыслительным наследием.

Образованность мифопоэтического древнееврейского образования дополнялась

греко-римской риторической системой мышления, давшей рождавшейся

средневековой философско-педагогической системе почти все теоретические

термины (значение которых, конечно, переосмыслялось). История глав

философских школ перерастала в историю христианских епископских кафедр, а

бородатые аскетичные греческие философы-язычники сменялись не менее

аскетичными греческими священниками.

Через латинский и греческий языки в самый стиль мышления

христианских педагогов проникла античная рационалистическая логика.

Европейской средневековой педагогике соответствует сакрально-логическая

(или логико-сакральная) теология. О Божественном рассуждается с полным и

строгим выполнением рациональных логико-юридических правил, и, наоборот,

отвлеченные абстрактные или даже вполне конкретные понятия и особенно их

соединения, умозаключения и выводы, сделанные с их помощью, обставляются

глубочайшей сакрализацией. Вполне в порядке вещей и в духе времени можно

наблюдать эмоционально насыщенные споры учителей теологии о сугубо

философских понятиях, о разделениях видов и родов вещей, восходящих к Богу,

и т. д. Соединение греко-римского мышления и раннехристианского чувства

породило такой странный, на наш взгляд, конгломерат."Наука добывается из

глубин духа", - будет сказано в XI в. Римское право внесло свой вклад в

сохранение античного наследия в структуре рационалистическо-

систематического образования в Средние века - эпоху энциклопедий и

правовых, теологических, естественно-научных, исторических и иных сводов.

Через все Средневековье прошла красной нитью линия восприятия и

использования римского светского частного гражданского права для создания

национальных европейских правовых систем и правового образования, в том

числе и церковно-канонического.

Человек переходной к Средневековью эпохи, естественно, не мог

отбросить накопленное предшествующей эпохой научное наследие. Ему нужны

были данные и математики, и геометрии, и астрономии и др. Но, рассматривая

вопрос о преемственности наук, необходимо иметь в виду три очень

существенных момента. Во-первых, в процессе кризиса и краха Римской

Империи, переселений в течение веков новых племен, завоеваний и социальных

катаклизмов многие достижения античной науки оказались утрачены или

искажены при их передаче и интерпретации. Во-вторых, эти искажения и до

известной степени вторичная мифологизация науки были вызваны не только

кризисом античного мировоззрения и утратой им четкой картины мира, но и

магической картиной мира родоплеменного сознания, господствовавшего у

многих народов, вошедших в контакт с Римом эпохи его падения и построивших

на его руинах свои собственные племенные государства. Такая природа их

сознания сочеталась не только с мистицизмом позднего Рима, но и с

христианским мировоззрением. Последнее, насквозь символичное, осмысляло в

символической манере и весь окружающий мир, в том числе и достижения

научного мышления, интерпретируя, в частности, процесс обучения математике

с точки зрения пифагоровой мистики чисел, теперь уже связываемых с

устройством вселенной христианским Богоми, отношение церкви и есть третий

существенный момент в преемственности обучения светскому научному знанию,

сконцентрировавшемуся вокруг так называемых свободных наук, т. е.

грамматики, риторики, диалектики (тривиум, трехпутье начального обучения) и

арифметики, геометрии, музыки, астрономии (квадривиум, математическое

четырехпугье к познанию высшей философии, т. е. богословия. После долгих

споров эти науки устоялись и сохранились в средневековой педагогике наряду

с семью рыцарскими добродетелями, семью механическими искусствами и т.^Дцна-

ко многие деятели церкви все время с подозрительностью относились к этим

наукам. Даже "прирученные" и христианизированные они внушали им опасение.

Наиболее сильно противодействующая им тенденция проявилась в среде

сирийских и византийских монахов - духовных учителей и наставников, не

желавших примириться с сильным светским влиянием на образование.

Спор о месте светских наук в образовании христианина упирался в

вопрос о путях и средствах обучения. В период раннего средневековья

формируются два полярных ответа на этот вопрос, которые просуществуют потом

в веках, С первым ответом мы уже познакомились. Его можно сформулировать

так: познание Бога достигается через познание сотворенного им мира,

поступающее к человеку посредством данных ему чувств и проявляющее

способности, знания и добродетели, скрытые в нем Господом. Образование

пробуждает их. Первый ответ - это школьный вариант обучения. Второй же

ответ отрицает возможность познания Бога принятыми в этом, "дольнем", мире

способами. Это то, что можно назвать "мистической педагогикой". Учащийся

приходит к важнейшей для средневекового образования цели - познанию Бога -

не путем науки и веры, а путем веры и любви. И обучение, и воспитание

достигаются через непосредственное общение с Богом, через Откровение.

Снисходящая благодать рождает состояние боговдохновенности, кардинально

перестраивающее человека. Второй ответ - это вне- и антишкольный вариант

обучения, это вариант монашеской медитации и духовного отшельничества. В VI-

VII вв. это течение было весьма распространено среди духовенства и

представляло серьезную опасность для школьного варианта образования.

Ни первый, ни второй варианты обучения почти не встречались в чистом

виде. Система воззрений любого средневекового мыслителя - точка на шкале

между двумя полюсами.

Синтез христианских и античных принципов в преподавании привел к

появлению определенной педагогической системы, могущей быть внедренной в

новый раннесредневековый мир. Оставайся вопрос о готовности европейских

стран принять эти начала, уже внедрившиеся постепенно через монастыри и

епископские центры.

Государства остготов и вестготов, вандалов и бургундов, франков и

англосаксов, лангобардов и болгар, славян и венгров - все они были тогда

основаны заселившими их пространства племенами, имевшими сознание общества,

состоявшего из племен, родов, кланов и больших семей и из социальных

статусов, коренящихся в происхождении, также как в богатстве, в общинной

функции, так же как в половозрастном делении, в иерархии участия в родовых

ритуалах, так же как в близости к вождю, и т. д.

Мифопоэтическая картина мира, пронизанного магией, присутствовала

полностью и в семейном воспитании, и в профессиональном обучении детей этих

племен. Растущее неравенство, выделение дружинной знати, процессы распада

родов и рождения государств приводили к росту напряженности в этих так

называемых варварских обществах. Попыткой снять ее и явилась евангелизация

молодых кельтских, германских и других народов, т. е. обращение их в

христианство. В большинстве случаев в этом обращении античное наследие

южной Европы действовало в значительной степени внутри христианства и

заодно с ним: перед лицом третьей силы, не знавшей античного язычества, не

было нужды с ним бороться, наоборот, следовало привлекать его элементы для

усиления собственного воздействия на тоже языческую (хотя и по-другому)

аудиторию, восприимчивую более к жанру эпических и легендарных

повествований, чем к теологическим трактатам и руководствам. Наставники-

миссионеры испытывали, конечно, и обратное влияние местных обычаев

воспитания, идеалов и ценностей.В этом культурно и лингвистически

разнородном обществе постепенно формировалась некая сфера общеизвестных и

общепонятных идей, идеалов, целей воспитания, представлений о содержании и

методах обучения; складывались и средства общения между учителями и

учениками. На Востоке бывшей Империи победил и утвердился греческий язык.

На Западе - "народная латынь" с искаженными и упрощенными по сравнению с

классической латынью формами. Раннесредневековая латынь стала разговорным

языком не только романских народов, но и образованных людей из галлов,

германцев и других западноевропейских этносов. Письменность на латыни (и на

греческом) "накрыла", как зонтиком, повседневную языковую практику на

местных языках, которые, однако, в ряде мест продолжали сохраняться (даже

имели собственные алфавитные системы) и на которых фиксировались местные

тексты. Сложность и пестрота языковой ситуации привели впоследствии, в

эпоху развитого Средневековья, к распаду регионов латинского (и в меньшей

степени - греческого) языкового господства на этнонациональные территории с

новыми языками, возникшими на основе латинского, но с учетом местной

языковой базы. Сами же латынь и греческий остались языками

"профессорскими", языками высокой учености и интеллектуальной игры.

Таким образом, в тройственном синтезе складывалась смешанная

педагогическая среда, породившая, в конце концов, средневековую систему

образования На Западе ее создание падает на эпоху Каролингского возрождения

XIII-IХ вв. и непосредственно следующее за ней время. До этого проблема

образования не ставилась во главу угла государственной политики в

варварских королевствах.

Каролингское возрождение - одна из важных точек в истории рождения

средневекового образа человека и педагогических, механизмов его

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17