соседствовало с аскетической общинностью и нашло яркое воплощение в облике
византийского политика, ученого и писателя Михаила Пселла. В то же время и
на Западе, с его неоплатонической традицией божественного развертывания
вселенной (космоса), индивидуально-личностный подход корректировался и
обрамлялся общинно-иерархическим принципом. Все дело было в
последовательности, силе и удельном весе тех или иных воспитывающих
ориентации, вкладываемых в ученика. Но в любом случае воспитание
христианина проходило в условиях постоянного и напряженного общения с
Господом, чему способствовали изучение Священного Писания, начинавшееся с
Псалтири, размышления о нем, молитва, проповедь, причастие, исповедь и
покаяние.
Что же могло быть взято - сознательно или бессознательно из
античного наследия для христианского образования? Самое основное - язык,
логика, право, прикладные науки и медицина. Язык античного Рима стал
общеевропейским письменным языком. Его изучение удержало многие школы
грамоты от краха и помогло открытию новых, правда, уже в монастырях. Оно
способствовало в дальнейшем установлению регулярной латинской школы в
Западной Европе, что явилось огромным достижением, как для тех лет, так и в
перспективе, ибо обусловило передачу и усвоение традиции и накопление в ней
- в процессе ее трансляции - возникавших новшеств. Главным было то, что
латынь с момента перевода на нее Библии стала обязательным сакральным
языком обучения. Сложившийся в античности язык нес внутри самого себя
систему понятий, выражений, конструкций, не исчезнувших, несмотря на
вульгаризацию латыни, происшедшую в начале раннего средневековья. Кроме
того, само обучение латыни почти повсеместно шло с использованием
позднеантичных пособий, включавших пространные цитаты из классических
авторов и требовавших знания сюжетов античных произведений. Лишь самые
большие сторонники строгости и чистоты веры и церкви - типа Григория
Великого - решались отрицать и эти пособия, ограничивая обучение текстами
Священного Писания и утверждая, что и законы речи, и грамматика подчиняются
воле Божьей, а не наоборот.
Сходной была и роль греческого языка, в восточных регионах
христианского мира успешно конкурировавшего с латынью. Греческий язык с
развитой древнегреческими философскими школами терминологией и дефинициями
прочно вошел в состав богословия, определив многие существенные стороны
византийской образованности. Движение средневековой мысли и здесь
происходило от дефиниции к дефиниции - свойство, отсутствовавшее в
библейские времена (в Библии почти нет дефиниций) и порожденное синтезом
идей Ветхого и Нового Заветов с античным мыслительным наследием.
Образованность мифопоэтического древнееврейского образования дополнялась
греко-римской риторической системой мышления, давшей рождавшейся
средневековой философско-педагогической системе почти все теоретические
термины (значение которых, конечно, переосмыслялось). История глав
философских школ перерастала в историю христианских епископских кафедр, а
бородатые аскетичные греческие философы-язычники сменялись не менее
аскетичными греческими священниками.
Через латинский и греческий языки в самый стиль мышления
христианских педагогов проникла античная рационалистическая логика.
Европейской средневековой педагогике соответствует сакрально-логическая
(или логико-сакральная) теология. О Божественном рассуждается с полным и
строгим выполнением рациональных логико-юридических правил, и, наоборот,
отвлеченные абстрактные или даже вполне конкретные понятия и особенно их
соединения, умозаключения и выводы, сделанные с их помощью, обставляются
глубочайшей сакрализацией. Вполне в порядке вещей и в духе времени можно
наблюдать эмоционально насыщенные споры учителей теологии о сугубо
философских понятиях, о разделениях видов и родов вещей, восходящих к Богу,
и т. д. Соединение греко-римского мышления и раннехристианского чувства
породило такой странный, на наш взгляд, конгломерат."Наука добывается из
глубин духа", - будет сказано в XI в. Римское право внесло свой вклад в
сохранение античного наследия в структуре рационалистическо-
систематического образования в Средние века - эпоху энциклопедий и
правовых, теологических, естественно-научных, исторических и иных сводов.
Через все Средневековье прошла красной нитью линия восприятия и
использования римского светского частного гражданского права для создания
национальных европейских правовых систем и правового образования, в том
числе и церковно-канонического.
Человек переходной к Средневековью эпохи, естественно, не мог
отбросить накопленное предшествующей эпохой научное наследие. Ему нужны
были данные и математики, и геометрии, и астрономии и др. Но, рассматривая
вопрос о преемственности наук, необходимо иметь в виду три очень
существенных момента. Во-первых, в процессе кризиса и краха Римской
Империи, переселений в течение веков новых племен, завоеваний и социальных
катаклизмов многие достижения античной науки оказались утрачены или
искажены при их передаче и интерпретации. Во-вторых, эти искажения и до
известной степени вторичная мифологизация науки были вызваны не только
кризисом античного мировоззрения и утратой им четкой картины мира, но и
магической картиной мира родоплеменного сознания, господствовавшего у
многих народов, вошедших в контакт с Римом эпохи его падения и построивших
на его руинах свои собственные племенные государства. Такая природа их
сознания сочеталась не только с мистицизмом позднего Рима, но и с
христианским мировоззрением. Последнее, насквозь символичное, осмысляло в
символической манере и весь окружающий мир, в том числе и достижения
научного мышления, интерпретируя, в частности, процесс обучения математике
с точки зрения пифагоровой мистики чисел, теперь уже связываемых с
устройством вселенной христианским Богоми, отношение церкви и есть третий
существенный момент в преемственности обучения светскому научному знанию,
сконцентрировавшемуся вокруг так называемых свободных наук, т. е.
грамматики, риторики, диалектики (тривиум, трехпутье начального обучения) и
арифметики, геометрии, музыки, астрономии (квадривиум, математическое
четырехпугье к познанию высшей философии, т. е. богословия. После долгих
споров эти науки устоялись и сохранились в средневековой педагогике наряду
с семью рыцарскими добродетелями, семью механическими искусствами и т.^Дцна-
ко многие деятели церкви все время с подозрительностью относились к этим
наукам. Даже "прирученные" и христианизированные они внушали им опасение.
Наиболее сильно противодействующая им тенденция проявилась в среде
сирийских и византийских монахов - духовных учителей и наставников, не
желавших примириться с сильным светским влиянием на образование.
Спор о месте светских наук в образовании христианина упирался в
вопрос о путях и средствах обучения. В период раннего средневековья
формируются два полярных ответа на этот вопрос, которые просуществуют потом
в веках, С первым ответом мы уже познакомились. Его можно сформулировать
так: познание Бога достигается через познание сотворенного им мира,
поступающее к человеку посредством данных ему чувств и проявляющее
способности, знания и добродетели, скрытые в нем Господом. Образование
пробуждает их. Первый ответ - это школьный вариант обучения. Второй же
ответ отрицает возможность познания Бога принятыми в этом, "дольнем", мире
способами. Это то, что можно назвать "мистической педагогикой". Учащийся
приходит к важнейшей для средневекового образования цели - познанию Бога -
не путем науки и веры, а путем веры и любви. И обучение, и воспитание
достигаются через непосредственное общение с Богом, через Откровение.
Снисходящая благодать рождает состояние боговдохновенности, кардинально
перестраивающее человека. Второй ответ - это вне- и антишкольный вариант
обучения, это вариант монашеской медитации и духовного отшельничества. В VI-
VII вв. это течение было весьма распространено среди духовенства и
представляло серьезную опасность для школьного варианта образования.
Ни первый, ни второй варианты обучения почти не встречались в чистом
виде. Система воззрений любого средневекового мыслителя - точка на шкале
между двумя полюсами.
Синтез христианских и античных принципов в преподавании привел к
появлению определенной педагогической системы, могущей быть внедренной в
новый раннесредневековый мир. Оставайся вопрос о готовности европейских
стран принять эти начала, уже внедрившиеся постепенно через монастыри и
епископские центры.
Государства остготов и вестготов, вандалов и бургундов, франков и
англосаксов, лангобардов и болгар, славян и венгров - все они были тогда
основаны заселившими их пространства племенами, имевшими сознание общества,
состоявшего из племен, родов, кланов и больших семей и из социальных
статусов, коренящихся в происхождении, также как в богатстве, в общинной
функции, так же как в половозрастном делении, в иерархии участия в родовых
ритуалах, так же как в близости к вождю, и т. д.
Мифопоэтическая картина мира, пронизанного магией, присутствовала
полностью и в семейном воспитании, и в профессиональном обучении детей этих
племен. Растущее неравенство, выделение дружинной знати, процессы распада
родов и рождения государств приводили к росту напряженности в этих так
называемых варварских обществах. Попыткой снять ее и явилась евангелизация
молодых кельтских, германских и других народов, т. е. обращение их в
христианство. В большинстве случаев в этом обращении античное наследие
южной Европы действовало в значительной степени внутри христианства и
заодно с ним: перед лицом третьей силы, не знавшей античного язычества, не
было нужды с ним бороться, наоборот, следовало привлекать его элементы для
усиления собственного воздействия на тоже языческую (хотя и по-другому)
аудиторию, восприимчивую более к жанру эпических и легендарных
повествований, чем к теологическим трактатам и руководствам. Наставники-
миссионеры испытывали, конечно, и обратное влияние местных обычаев
воспитания, идеалов и ценностей.В этом культурно и лингвистически
разнородном обществе постепенно формировалась некая сфера общеизвестных и
общепонятных идей, идеалов, целей воспитания, представлений о содержании и
методах обучения; складывались и средства общения между учителями и
учениками. На Востоке бывшей Империи победил и утвердился греческий язык.
На Западе - "народная латынь" с искаженными и упрощенными по сравнению с
классической латынью формами. Раннесредневековая латынь стала разговорным
языком не только романских народов, но и образованных людей из галлов,
германцев и других западноевропейских этносов. Письменность на латыни (и на
греческом) "накрыла", как зонтиком, повседневную языковую практику на
местных языках, которые, однако, в ряде мест продолжали сохраняться (даже
имели собственные алфавитные системы) и на которых фиксировались местные
тексты. Сложность и пестрота языковой ситуации привели впоследствии, в
эпоху развитого Средневековья, к распаду регионов латинского (и в меньшей
степени - греческого) языкового господства на этнонациональные территории с
новыми языками, возникшими на основе латинского, но с учетом местной
языковой базы. Сами же латынь и греческий остались языками
"профессорскими", языками высокой учености и интеллектуальной игры.
Таким образом, в тройственном синтезе складывалась смешанная
педагогическая среда, породившая, в конце концов, средневековую систему
образования На Западе ее создание падает на эпоху Каролингского возрождения
XIII-IХ вв. и непосредственно следующее за ней время. До этого проблема
образования не ставилась во главу угла государственной политики в
варварских королевствах.
Каролингское возрождение - одна из важных точек в истории рождения
средневекового образа человека и педагогических, механизмов его
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17
|