ГЛАВА 5. ПРИЧИНЫ УХОДА РОССИИ ИЗ ДАГЕСТАНА
дагестан россия военная политика
5.1 Политические
причины (1725-1735
гг.)
С кончиной Петра I
исчезли и его обширные планы об утверждении русского владычества на Каспийском море.
Война сделалась для нового правительства бесцельною и тягостностью и велась
отчасти потому, что была уже начата, и начата Петром Великим, отчасти –
вследствие крайней необходимости держаться на Каспийском побережье, дабы не
дать овладеть им Турции, стремившейся к тому всеми силами и всеми путями.
После смерти Петра I
русское правительство стало проявлять к прикаспийским приобретениям меньше
внимания.
Правительство Екатерины
I, несмотря на это не отошло от главного смысла «восточной» политики, которое
нашло свое отражение в инструкции С. Аврамову от 11 ноября 1725 г.: « Ее
Величество… никоим образом не может допустить, чтоб какая держава, кроме
Персии, на Каспийское море, какое основание имела и тако б Персию с Россией
разлучила»; а позднее эта точка зрения отражена и в рескрипте Петра II князю В.
В. Долгорукому от 22 февраля 1728 г.
Каспийский вопрос был
увязан и с балтийской проблемой, так как Балтику и Каспий органически объединял
европейско-азиатский торговый транзит через Россию. Тем не менее, во второй
половине 20-х – начале 30-х годов XVIII в. каспийский вопрос отступает перед
балтийской проблемой на второй план и ввиду напряженности на северо-западе
(угроза шведской диверсии) постепенно сводится к уступке в 1732 и 1735 гг.
прикаспийских провинций Ирану (вопрос о прикаспийских областях вновь возникает
уже только в конце XVIII в.).
Внешняя политика
«преемников» Петра I, включавшая, хотя и много важных элементов петровских
дипломатических планов и задач, не отличалась той целеустремленностью и принципиальностью,
столь присущими политике и дипломатии России первой четверти XVIII в. В
1725-1739 гг. под воздействием напряженной борьбы и изменений международной
ситуации внешнеполитический курс сменявшихся правительств характеризовался
неустойчивостью и колебаниями, приводившими к существенным отступлениям от
петровской политики «системы».
В конце 1725 – первой
половине 1726 г. юго-восточные аспекты русской внешней политики были отодвинуты
на второй план: преувеличенный интерес правительства Екатерины I к «голштинским»
и «курляндским делам» отвлекал Россию от серьезных проблем в районе Каспия и
Черного моря и приковал его внимание к Прибалтике.
Авантюрный голштинский
план войны России с Данией из-за Шлезвига (в 1725-1726 гг.) усилил борьбу
политических группировок внутри русского правительства, обострил отношения
России с рядом великих европейских держав, осложнил отношения России со Швецией
и Данией, приведя их (в 1727 г.) к вступлению во враждебный России Ганноверский
блок, отвлек русскую дипломатию от решения серьезных вопросов, возникших в
связи с затруднениями для нее в Турции и Иране. Политика Екатерины I в
голштинском вопросе характеризует непоследовательность и реакционность её
«программы» и свидетельствует об определенном отходе от внешнеполитической линии
правительства Петра I.
В течение 20-30-х годов
XVIII в. балтийская проблема сохраняла важное, доминирующее значение вследствие
постоянной угрозы шведского реванша с помощью враждебных России держав. Видный
русский дипломат, посол во Франции Б. И. Куракин считал балтийскую проблему
более актуальной по сравнению с «турецкой» и «персидской». В письме А. И.
Остерману от 19 (30) июля 1725 г. из Парижа он писал: «Ежели же рассуждать о
турецких интересах и персицких, есть так бесконечны и безнадежны, что, наконец,
понуждены будем все то оставить, но смотреть на главный свой интерес во Эвропе,
понеже довольно желузни (ревности. – Н. Ч.) имеем с сей стороны чрез славный мир
со Швециею и полученных провинцией и довольно ж есть противу тех желузий, себя
с сей стороны содержать»; Б.И. Куракин полагал необходимым, прежде всего,
оберегать Россию от опасности с запада.
Еще, в 1726 году было
признано целесообразным, уступить эти области Ирану.
В начале правительство
Екатерины I не отказывалось от прикаспийских провинций; оно собиралось
постепенно свертывать военную операцию в Прикаспии. В марте 1726 г. в Верховном
тайном совете было высказано мнение о возможности уступки правительству Ирана
Мазандерана, Астрабада и Гиляна, но по «возможности стараться, дабы турки в тех
не могли утвердиться».
При учреждении Верховного
тайного совета вице-канцлер барон А. И. Остерман, представляя общий обзор
отношений России к чужим государствам, говорил о персидских делах, что, по
последним известиям, они находятся в самом печальном положении: в Гиляни русские
войска не только не могут распространяться и внутрь страны, но с великим трудом
удерживаются и в занятых прежде местах; жители все разбежались, податей никаких
не платится, и кроме народного возмущения от Казбинской и Мосульской стороны
собираются многочисленные персидские войска; из Сальянской области и с реки
Куры русские принуждены отступить в Баку; Шаховы войска хотят идти к Баку и
засесть у нефтяных источников; окрестные князьки согласились вырубить в
Дербенте русских и армян; горские народы все в собрании, и от них гарнизон в
крепости Св. Креста находится в великом утеснении. При этом надо обратить
внимание на следующее обстоятельство: по договору с Турцией Россия должна
склонить шаха Тахмасиба к приятию этого договора или вместе с Турцией возвести
на престол другого шаха; если это дело затянется, то Порта может большею частию
Персии овладеть, и даже шах Тахмасиб, из страха перед наступлением турков,
может пойти на соглашение с ними; турки увидя слабость России на Кавказе, могут
соединиться с местными народами и попытаться вытеснить русские войска.
Действовать для предотвращения этой опасности Россия должна двумя способами: 1)
наступлением: овладеть всеми остальными уступленными провинциями и шаха
Тахмасиба низвергнуть, но для этого нужна сила и войско; 2) другой способ:
оборонительный – отложить на время завоевание других провинций и укрепляться только
в занятых уже местах; наблюдать за действиями турок и добиться от шаха
Тахмасиба признания русско-турецкого договора 1724 г. «О выходе из персидских
не должно и думать»: это значило бы открыть дорогу всем этим народам в сердце
России.
А.И. Остерман больше
всего опасался Турции, и потому советовал показать себя твердым в Персии, приготавливаться
к войне «турецкой», а между тем всячески склонять персов, армян, грузин на свою
сторону, даже обещать шаху возвращение части завоеванного. Мнения, поданные
другими членами Совета, в сущности, были сходны с мнением А.И. Остермана. В
некоторых из этих мнений, а именно во мнении князя Меншикова, проглядывало
сильное желание отделаться от персидских завоеваний, которые слишком дорого
стоят.
30 марта 1726 г. в
Верховном Тайном Совете было высказано мнение: «Персидские провинции и места
все содержать не только очень трудно, но почти невозможно, по огромным расходам
и вредному для русского войска климату; в определенные туда 20 батальонов
отправлено уже рекрут 29.000 человек, а теперь еще большего числа требуют,
поэтому, не лучше ли искать способа мало-помалу из этих персидских дел выйти,
однако с тем, чтоб турки не могли в Персии утвердиться; нельзя ли для склонения
шаха на свою сторону уступить ему все три провинции – Гилянь, Мазандеран и
Астрабат»? Императрица согласилась.
Но затруднение состояло в
том, что не с кем было заключать мира, некому уступать выговоренных в трактате
областей. Шах Тахмасиб не был владельцем всей Персии; в Испагани господствовал
афганский похититель Эшреф, убивший в 1725 году брата своего, Магомета
Мирвеиза. Турки пользовались смутою в Персии, действовали наступательно, и успехи
их волновали все магометанское народонаселение.
Таким образом, вопрос о
возвращении оккупированных персидских провинций стал в русских
правительственных кругах тотчас после смерти Петра I. Часть дворян определенно
возражала против их удержания. Екатерину I волновала не забота о престиже,
сколь боязнь, что турки захватят каспийское побережье, удерживала русских от
немедленной передачи провинций Ирану. Позднее, Маньян, французский посол в
Петербурге, писал министру Шовлену, что русские охотно возвратят Персии взятые
ими владения, которые их отягощают, если только они увидят, что шах сам в
состоянии охранять их от турок.
Недальновидные преемники
Петра I оказались не в состоянии понять и по достоинству оценить
торгово-экономическое, стратегическое и политическое значение Прикаспийских
провинций для России, перестали уделять им должное место в своей внешней
политике. Беспокоясь о том, что они могут подпасть под власть Турции, опасаясь
о том, что между Ираном и Турцией установятся мирные отношения, Российское правительство
вынуждено было продолжить традиционную политику.
Смерть Петра I возбудила
в Константинополе надежды на внутренние осложнения в России. Султанская Турция
полагала, что завоеванные Россией прикаспийские провинции будут ею оставлены и
тогда турки станут обладателями всего Закавказья, Грузии, Армении и лучших
иранских областей до самых ворот столицы Ирана – Испагана. Эти чаяния султана
подогревали английский и французский кабинеты.
В 1725-1725 гг. турецкое
правительство начало отдаляться от выполнения условий Константинопольского
русско-турецкого договора 12 (23) июня 1724 г. о разграничении русских и
турецких владений на Кавказе и в Иране. Турция действовала в Иране
наступательно; она захватила Ленкорань и Ардабил. Султан мечтал о том, чтобы
Россия утратила прикаспийские завоевания. Теперь стало очевидным, что если бы
русские войска ранее не овладели Дербентом и Баку, то в настоящий момент это бы
Турция.
В 1725-1729 гг.
взаимоотношения России и Турции осложнились в связи с напряженной междоусобной
борьбой, развернувшейся внутри самого Ирана между вторгнувшимся в страну
афганским ханом Ашрафом, захватившим в 1725 г. и иранским шахом Тахмаспом II.
Эти междоусобицы облегчали Турции возможность вмешательства во внутренние дела
Ирана и отторжениния от него ряда территорий. В то же время в Иране не желали
подтверждать Петербургский русско-иранский трактат 1723 г.; его фактически не
признавали и часто нарушали. Война с Ираном, в сущности, не прекратилась этим
договором и в течение ряда лет в занятых русскими войсками прикаспийских
провинциях шла «вялая война»; русскому командованию приходилось вновь подчинять
отпадавшие районы.
Русское правительство в
ответ на возобновление турецкого натиска на Иран выступило в 1726 г. за
сохранение Иранского государства, против его раздела, предлагавшегося России
Турции; в данном вопросе правительство Екатерины I солидаризировалось с
взглядами Петра I.
21 марта 1726 г. в
Петербурге обсуждался вопрос о «персидских делах». В журнале Верховного тайного
совета по этому поводу записано, что Россия ныне еще не в состоянии предпринять
что-либо крупное в Иране, пока не закончены переговоры с Австрией и другими
«христианскими» державами «о союзе против турок». Но надежда есть, что оный
союз к заключению придет», ибо как австрийский император, так и другие не
желают, чтобы «турки в Персии усилились, и когда помянутый союз заключится, то
турки принуждены будут войска свои из Персии убавить в европейские стороны; и в
то время уже нам (русским. – Н.Ч.) в Персии свободнее будет сильно дествовать и
намерения свои к желаемому исполнению приводить».
После провала попыток
содействия голштинскому герцогу в вопросе о Шлезвиге и ввиду продолжавшейся
турецко-иранской войне «восточные» аспекты со второй половины 1726 г. стали
приобретать в русской внешней политике особую остроту. Несмотря на
противодействие французской дипломатии, в июле 1726 г. был подписан Венский
русско-австрийский союзный договор, направленный в значительной мере на
разрешение «восточных дел» (в отношении Турции и Ирана). Венский договор
заметно укрепил международное положение России и несколько охладил воинственный
пыл султанской Турции. С 1726 г. она стала терпеть неудачи в Иране; турецкие
войска были изгнаны из Армении, потерпели поражение под Испаганом и были
отброшены афганцами к берегам Тигра.
А.И. Остерман заявлял
неоднократно, что союз с Австрией необходим для выполнения русской «программы»
в отношении Турции, которая не была закончена. Поэтому понятно стремление
турецкого правительства, во что бы то ни стало предотвратить заключение
австро-русского союза.
Удерживая русское
правительство от заключения договора с Австрией, Турция угрожала ей сепаратным
соглашением с Ашрафом. Эту угрозу она привела теперь в исполнение. На
австро-русский договор Турция ответила реваншем – Хамаданским договором
(октябрь 1727 г.) с узурпатором афганцем Ашрафом. Россия не смогла
воспрепятствовать этому договору, удержать Иран от подчинения Турции, хотя уже
в конце 1727 г. с этой целью вступила в тайные отношения с Ашрафом.
Таким образом, 15 октября
1727 г. был подписан Хамаданский договор «на авантажных» для Порты «кондициях»,
суть которых сводилась к тому, что Ашраф признавал султана Ахмеда III халифом
всех мусульман-сунитов, в том числе и афганцев, а Ахмед III, в свою очередь,
признавал Ашрафа шахом Ирана. Под власть султанского правительства отходили
Тебриз, Ардебиль, Ереван, Хамадан, Керманшах, Султания, а также земли между
Багдадом и Басрой.
Сверх территорий,
признанных за Портой по трактату 1727 г., она включала в зону своего влияния
Хузесан, Зенджан, Тегеран и Казвин с их округами, составившими 2/5 территории
Ирана. За Ашрафом сохранялись провинции Восточного Ирана. По местному
определению иранского историка Рамазани, «это драматическое продвижение турок
сделало более реальной подчинение страны османами, чем когда-либо за долгую
историю Ирана».
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23
|
